Увидеть свет

Зарин Ярослав

«Что-то всё-таки происходит, — озвучил для себя Доминик. — Эта история затронула меня куда глубже, чем я хотел бы. Я заворожённо наблюдаю за чужой игрой, вместо того, чтобы творить свою».

Это напугало и очаровало сразу — как раз такие эмоции он пытался вызвать у зрителей, которым довелось рассматривать его картины. Он как никогда хорошо увидел, почему его полотна столь притягательны. Было приятно так чётко ощутить подобное озарение, но на самом деле сейчас Вэйл жаждал узнать нечто совершенно другое. Нечто недостижимое.

Погасив свет,

Доминик укрылся одеялом, но не задремал, а так и лежал, глядя в темноту. Он помнил фотографии Рика потрясающе чётко, но теперь они, как и любой образ, поселившийся в его воображении, оказались живыми, они дышали, развивались, раскрывались, как цветы. «Это не мои образы, — кричал он сам себе. — Они не должны захватывать моего сознания! Я не смогу творить…» Но они наступали, приближались, позволяли рассматривать себя в мельчайших подробностях, околдовывали и заставляли онеметь. И это было страшно.

Это было странно.

Доминик ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось созерцать ещё и ещё этот зловещий шедевр, выполненный с большим чувством и хирургической точностью: все детали в нём сплетались в единое целое так же, как соединялись ужас и восхищение в глазах того, кто мог ощутить красоту там, где другим было не под силу найти её.

========== 2 ==========

До следующей среды Рик почти не беспокоил звонками и рассказами. А может быть, он и не был в курсе, как на самом деле продвигается расследование. Эдгар тоже молчал об этом, но он всегда был не из тех, кто любит поболтать о работе. Раньше Доминик даже не заметил бы такого, но теперь он жаждал узнать больше. Ему хотелось заглянуть за кулисы страшного шедевра, вот только это выглядело бы чересчур странно.

Понимая, что никакой логики в неутолимом желании нет, он стал больше времени уделять картинам. Однако всё равно не мог должным образом сконцентрироваться и отвлечься от фотографий, будто навечно отпечатавшихся в памяти. Возможно, впервые он так жаждал встречи с друзьями.

Привычный ресторан взволновал настолько, словно превратился в хранилище тайн. Доминик выбрал столик, стоявший в углу у окна, откуда открывался впечатляющий вид на набережную. Ожидая, он не сдерживал воображение, ему представлялось, что точно так же где-то сейчас заходит в ресторанчик убийца. Каким видится ему мир? Что он принимает за красоту, чувствует ли тонкость, ощущает ли, как пронизывающе прекрасен бывает свет?..

От размышлений его оторвал Рик, он появился позже, чем обычно, и казался крайне озабоченным. Эдгар тоже опаздывал.

— Извини, — начал Рик сразу, и Доминик слегка улыбнулся — чуткость друзей к его причудам всегда приносила ему удовольствие, а всякому человеку из близкого круга было известно, как он щепетилен в вопросах пунктуальности. Впрочем, Доминик не мог не признать, что сегодня ожидание совсем не разочаровало, напротив, только приятно подразнило. — Задержался у федералов.

— Вот как, разве они не получили от тебя всё, что хотели? — удача явно была на его стороне, и Рик пришёл именно в

том настроении, в котором любил порассказывать о работе.

— Как будто бы, — пожал он плечами. — Но теперь мы изучаем огромный архив фотографий, чтобы найти хоть что-то похожее. Не будешь возражать, если я закурю?

— Нет, — Доминик предполагал, каково это — копаться в тысячах снимков, где предстают самые кровавые сцены. — И что дали ваши изыскания?

— Тебе, что ли, интересно? — Рик усмехнулся, но, не увидев ответной улыбки, продолжил: — Пока что ничего полезного не нашлось.

— Почему они пригласили тебя? Разве мало сотрудников? — Доминик перелистнул меню, стараясь, чтобы это выглядело непринуждённо.

— Скорее, они прислушались к тому, что я говорил. Про некий художественный код. Он ведь там есть, да?

Доминик не мог ответить сразу. Он, конечно, понимал, что Рик должен был заметить этот нюанс, но теперь пришлось бы разделить сокровенное ощущение причастности к тайному знанию с ним, а Доминик совсем не хотел подобным делиться.

— Возможно, — подобрал он нейтральное слово немногим позже. К их столу уже спешил Эдгар.

— Простите, — шлёпнулся он на стул и, отдуваясь, откинулся на спинку. — Вот уж хлопотное дельце.

— Какая у тебя теория? — у Рика даже глаза загорелись.

— Думаю, её изнасиловали в детстве, — не моргнув глазом отозвался Эдгар.

— Кого? — нахмурился Рик, а Доминик улыбнулся, оценив шутку.

— Мою пациентку. Бекку Валдис, — Эдгар сделал знак официантке. — А почему ты вдруг заинтересовался моей работой?

— Да к чёрту твою Бекку, — разозлился Рик. — Ты говорил о другом, я-то знаю.

— Мои теории не подлежат разглашению, — Эдгар кивнул подошедшей девушке. — Фирменное, пожалуйста, и то вино, что мы пили на прошлой неделе. Господа?

Доминик сделал заказ, едва подавив желание допросить Эдгара, настолько ему было любопытно, каким тот увидел маньяка. Рик почти ничего не взял — то ли слишком обидевшись, то ли слишком устав, чтобы есть.

— Могу только одно сказать, — уже позже заметил Эдгар, когда бокал вина всё-таки заставил его смягчиться. — Это весьма неординарная личность, и проблемы у него тоже неординарны.

— Да уж, не всякий обыватель принимается так зверски убивать людей, — Рик хмыкнул. — Но я бы хотел какой-то конкретики.

— Я всё ещё против того, чтобы считать его художником, — Эдгар примирительно поднял руку. — И, пока ты не начал доказывать мне обратное, скажу — он близок искусству.

— Но сам не пишет? — понял мысль Рик. — Завсегдатай выставок?

— Вполне возможно.

И глядя в лицо Эдгара, Доминик вдруг почувствовал, что есть и ещё один смысл у того, что произошло. Или, может, у того, как это произошло. Маньяк, психопат, кто бы он ни был, понимал, что такое чудовищное одиночество. Он жаждал общения. И то тело, так беспомощно прекрасно и уродливо распростёртое на земле — это безмолвный крик, письмо адресованное тому, кто умеет читать.