Увидимся в аду
Шрифт:
По дороге они остановились, зашли в магазин и купили лимонад, чипсы, жевательный мармелад и засахаренный арахис. Добравшись до Садового, высадились на Красных Воротах. Игорь поставил машину на стоянку, а Аня поволокла его на троллейбусную остановку.
— Сейчас, сейчас, — приговаривала она.
— Мы куда едем? — любопытствовал Игорь. — И почему на троллейбусе?
Но Аня только прижала палец к губам и загадочно улыбнулась.
Наконец подкатила «букашка». Они зашли внутрь, и Аня тут же уединилась с водителем в кабинке. Вышла довольная, а на следующей остановке водитель
— Я подкупила водителя, и мы сделаем круг совершенно одни! — заговорщицки прошептала она. — Будем есть, пить, курить и вообще делать все, что пожелаем!
— Ты наняла троллейбус? — рассмеялся Игорь.
— Представь себе! — Аня торжествовала. — Давно об этом мечтала! Медленно-медленно ехать по Кольцу, глазеть по сторонам, и чтобы курить и без пассажиров.
— Но ведь в машине тоже можно курить и медленно ехать, — улыбнулся Игорь.
Аня нахмурилась.
— Ты не понимаешь! Троллейбус выше, и у него везде окна, — пояснила она, как маленькому ребенку, который упрямо не понимает, почему дважды два — четыре.
— Ну ладно, — согласился Игорь. — Троллейбус так троллейбус.
К его удивлению, кататься на троллейбусе было здорово. Он едва тащился по Садовому, давая возможность хорошенько оглядеться. За десять лет Москва изменилась так, как должна была перестроиться за семьдесят. Дома росли как на дрожжах. Время стирало лишнее и оставляло самое достойное. Никто бы теперь не посмел назвать столицу большой деревней. От старых, кривых и длинных переулков остались лишь жалкие отрезки — они сменились проспектами и широкими улицами. Огромные современные махины сияли новизной, неоновыми вывесками и чистыми витринами. То там то сям на дома опирались старые растолстевшие деревья — московские старожилы, пережившие много поколений. А старые домишки или мощные здания сталинской эпохи словно гордились новыми хозяевами, превратившими нелепые огромные балконы в крытые оранжереи, технические постройки на крыше в пентхаусы, а древние продуктовые лавки в супермаркеты.
Игорь вспомнил, как давным-давно в августе отец привез его в Москву на машине. Вечерело — огромное усталое красное солнце висело над домами. Они неслись мимо новостроек, мимо парков, и только на набережной, там, где все здания были из кирпича, где возвышалась, раскинув крылья, гостиница «Украина», где на пригорке возвышался большой полукруглый дом и где по метромосту громыхал поезд, отражая в окнах и реку, и красный заводик на набережной, и малиновое солнце, и сизо-голубое небо… Только там Игорь почувствовал, что он в Москве, в необъятном городе, выдыхающем на людей гарь, дым, жар и энергию — такую энергию, что ее можно было резать ножом и мазать на хлеб. Тогда Игорь и понял — сразу и окончательно! — что хочет и будет жить только здесь, в этой стихии. Во что бы то ни стало.
— Где ты живешь? — спросил он у Ани.
— На Тверской, — ответила она и высыпала в рот остатки сырных чипсов.
— Ух ты! — восхитился он. — И как?
— Как жить на Тверской? — хмыкнула она. — Родителей бесит. Они построили загородный дом и теперь по два
— Вы прямо оккупировали Тверскую, — с легким оттенком зависти заметил Игорь.
— У нас там еще и бабушка живет, с другой стороны, — сказала Аня. — Мы у нее справляем Новый год. У нее такая преогромная гостиная, посреди которой ставится живая елка, — и мы ее всей семьей наряжаем по старинному обычаю: вешаем всякие сюрпризики, шоколадных зайчиков, яблочки с марципаном и все такое. Бабушка мечтает выдать меня замуж, чтобы я обзавелась семьей и нарожала ей правнуков.
— А ты что не выходишь? — спросил Игорь, и отчего-то где-то в желудке у него екнуло. — Не хочется?
— Хочется, — серьезно призналась Аня. — Только я не знаю за кого. Одни слишком много работают, другие не работают вообще, третьи шляются по бабам… Все не то. Я хочу так выйти замуж, чтобы один раз и на всю жизнь, чтобы я знала — это серьезно, по-настоящему. А не устраивать трамтарарам, свадьба, тамада, все такое, а потом вопить, что этот говнюк претендует на мою родную квартиру.
— А как ты поймешь, что вот это — на всю жизнь, а эти все… не на всю? — не отставал Игорь.
— Я знаешь как думаю… — Аня сделала короткую паузу. — Что когда вот мы поругаемся и я решу: «Пусть будет так, как он хочет, — какая, на фиг, разница, если для него это так важно, значит, тому и быть», — и вот тогда я пойму, что нет такой штуки — мои интересы. Есть мы и наша жизнь.
Аня заглянула Игорю в глаза, словно ища ответа на свои слова.
— Ты так просто все объяснила, — сказал он, — что мне тут же захотелось с тобой поругаться.
— Сейчас или отложим на завтра? — нервничала Наташа.
Маша находилась в ступоре. Она никак не могла решиться — сегодня или завтра знакомить Игоря с Яной? Сегодня — перебор, но так не хватает времени!
Они сидели у Греты перед магическим зеркалом. Любовались на Игоря и Аню, рассекающих на троллейбусе. Грета читала дамский иронический детектив.
— Девочки, идите домой и ложитесь спать! — прикрикнула она. — Вы своими спорами меня с ума сведете! Куда его сейчас знакомить? Все уже спать давно хотят — что это за романтика с зевками и слипающимися глазами?
Неожиданно ведьмы ее послушались. Собрались и попрощались, пообещав вернуться утром. Грета вздохнула и так резко хлопнула за их спинами входной дверью, что девушки вздрогнули, как от подзатыльника.
Они молча брели по затихшему бульвару — угрюмые, недовольные, озабоченные.
— Смотри… — прервала молчание Наташа.
Маша оглянулась и заметила, что на одной из скамеек отдыхает велосипедист — загорелый молодой парень в хорошей спортивной одежде, с навороченным байком тысячи за полторы долларов, а над ним, едва удерживая молодого поджарого стаффордшира, нависает здоровенный, пьяный в дугу толстяк.