Увядание
Шрифт:
– Похоже на новогоднюю вечеринку, – уточняет Линден. – Только в честь нового здания.
– А мне можно пойти на такую церемонию? – спрашивает Сесилия.
Линден кладет ей руку на живот.
– Но, любимая, у тебя сейчас другие обязанности. Разве ты не видишь, насколько они важнее всего остального?
– Ну а после рождения ребенка? – не сдается она.
Он улыбается и целует ее. Она принимает его поцелуй. Видно, что подобные проявления чувств им не внове.
– Тогда тебе придется
– С ребенком время от времени может посидеть Эль.
У Сесилии портится настроение, и Линден обещает вернуться к этому разговору, когда они останутся наедине. Но она и слушать не хочет.
– Нет. Давай сейчас, – настаивает она с блестящими от слез глазами.
Она начисто забывает о своей книге для беременных, которая остается лежать у меня на коленях.
– Сесилия… – начинаю я.
– Это нечестно! – возмущается она и, повернувшись ко мне, продолжает: – Я все для него сделала и заслуживаю пойти на вечеринку, если мне этого хочется. А что сделала ты? Чем ты пожертвовала?
Слишком многим, Сесилия. Ты даже и представить себе не можешь.
От гнева, что клокочет у меня в груди, ломит все тело. Стараюсь не поддаваться на ее провокации. Мне надо успокоиться. Обязательно надо. Иначе я не сдержусь, выложу все как на духу и до конца жизни останусь пленницей в этом доме. Не дождется она от меня такого подарка: ни эту ярмарку, ни последующие вечеринки я ей не отдам. Не откажусь от своей единственной возможности дать брату о себе знать и попробовать найти способ сбежать отсюда. Я это заслужила. Я, а не она.
Сесилия рыдает взахлеб. Из ее широко раскрытых глаз ручьем катятся слезы. Линден подхватывает на руки хрупкую фигурку с огромным животом и выходит с ней из комнаты. Ее плач пополам с причитаниями эхом разносится по всему коридору.
Сижу в своей кровати и, кипя от возмущения, сверлю взглядом вазу с лилиями. Цветы, которым всего несколько дней, уже начали вянуть. Столик под вазой усыпан съежившимися лепестками, похожими на клочки папиросной бумаги. Все равно что смотреть в открытые глаза симпатичного трупа.
Благие намерения Сесилии не живут долго.
Мы с Габриелем соблюдаем все меры предосторожности. Я могу целое утро вспоминать наш единственный поцелуй, но, когда Габриель приносит мне обед, мы беседуем исключительно о погоде. Он говорит, что на улице холодает и, вероятно, скоро выпадет снег, затем ставит мне на колени поднос.
– Ты уже отнес обед Сесилии? – спрашиваю я.
Нам сложно видеться, пока я прикована к постели. Не могу быть рядом, когда он работает, или ненадолго уединиться с ним в саду.
– Да, – отвечает он мне ворчливым тоном. – Она швырнула в меня соусник.
– Не может быть, –
– Она, видите ли, хотела, чтобы картофель был запечен дважды, а не один раз. На удивление меткий удар для девушки в ее положении, – язвительно замечает он.
Мы оба знаем, что Сесилия далеко не хрупкий, нежный цветок, каким ее считают Вон и Линден.
– Настроение у нее просто чудесное.
– Это, наверное, я виновата, – решаю признаться я. – Вчера вечером Линден сказал, что подумывает, не взять ли меня на одно мероприятие, связанное с его работой. Так у нее истерика случилась, потому что он пригласил меня, а не ее.
Скорчив кислую мину, он садится на край кровати.
– Ты действительно хочешь пойти на эту церемонию?
– Габриель, – тихо говорю я, – у меня может не быть другой возможности сбежать.
Некоторое время он разглядывает меня с непроницаемым видом.
– Пожалуй, не худший из твоих планов побега, так ведь? – спрашивает он, опустив глаза.
– Тут с тобой не поспоришь. Особенно когда лежишь на кровати, как привязанная, с переломами в четырех местах.
– Неужели тебе здесь настолько плохо? – спрашивает он и через секунду уточняет с встревоженным видом: – Комендант Линден принуждает тебя к чему-нибудь – ну, ты знаешь, – в постели?
На последних словах щеки его вспыхивают румянцем.
– Нет! – с негодованием отметаю подозрения Габриеля и, накрыв его руку своей, стараюсь объяснить: – Между нами все совершенно не так. Просто я не могу остаться в этом доме до конца жизни.
– Но почему? – не понимает он. – Что такого особенного может предложить тебе внешний мир, чего ты не могла бы получить здесь?
– Моего брата, для начала, – отвечаю я. – Мой дом.
Сжимаю его руку. Он смотрит на нее в недоумении.
– Что с тобой?
– Мне кажется, это рискованная затея, – отвечает он. – Думаю, тебе лучше остаться здесь.
Не могу разобрать выражение его лица. Он не кажется отстраненным и сердитым, как в тот день у бассейна. Не выглядит разозленным. Тут что-то другое.
– А что, если бы я предложила тебе бежать вместе?
– Что?
– Тем вечером, во время урагана. Ты нашел меня, когда я забралась на маяк, и я прокричала «Бежим вместе!», но ты ничего не слышал. Я увидела ограду. Собиралась рискнуть и попробовать до нее добраться.
– Это было за несколько секунд до того, как тебя оглушило здоровенной лопастью ветряной мельницы, – продолжает он мой рассказ ровным голосом. – Рейн, это опасно. Я знаю, ты не будешь больше пытаться сбежать во время урагана, ну и какой у тебя план? Надеешься, он возьмет тебя на вечеринку, а ты просто уйдешь с нее через открытые двери?