Уйти нельзя остаться
Шрифт:
Староста только головой покачал осуждающе: эк вы, мол, детектив, неужто Зину подозреваете в этих смертях?
– Допустим, Зина был влюблен в какую-то девочку, а Компашка его унизила на глазах у нее?
– Да Зину каждый день унижали на глазах у всего класса! Хотя он сам лез и сам виноват. А девочка… Не помню я. Двадцать четыре года ведь прошло!
– Его адреса у вас нет, как я понимаю?
– Нет. Я остальных-то с трудом разыскал, и то благодаря тому, что в выпускной вечер обменивались адресами и клялись в вечной дружбе… Где родители все еще живут, где у новых жильцов нашелся номер телефона прежних… Некоторые оставляют координаты
– Я поинтересуюсь. Михаил, вы уверены, что не было никакого события, которое объяснило бы исключение Зиновия из школы? Сами говорите, двадцать четыре года прошло, вы могли и забыть…
– Знаете что? Я завтра позвоню нашим, поспрашиваю. И насчет девочки, и насчет исключения из школы… Хотя с ним, по-моему, никто не дружил, вряд ли он доверял кому-то свои секреты… Но вдруг?
…Школьное здание навеяло на Алексея легкую ностальгию – он учился в похожем: красный кирпич с белой лепниной, вход под белыми колоннами. Сразу вспомнился запах мастики, которой натирали паркет в коридорах, занозистые деревянные перила, гулкий спортивный зал со снарядами (он, Кис, был на них лучшим!) и торжественный актовый с тяжелым малиновым бархатом занавеса на сцене… И испещренный двойками дневник, чуть не по всем предметам, кроме математики да физики. Ну и физкультуры, конечно, – «физ-ры», как ее называли. А, да, и «гроба» – гражданской обороны: он стрелял лучше всех по мишеням!
И еще он вспоминал, поднимаясь по лестнице на второй этаж и ища кабинет директора, замечания красными чернилами по поведению в дневнике. И строгие папины разборки дома. И молоденькую училку, в которую был немножко влюблен. И другую, мегеру, которую отчаянно боялся. И светлые косички с бантиками, маячившие прямо перед ним весь урок, – как невыносимо хотелось их дернуть. Он, собственно, не особо сопротивлялся желанию, отчего и дневник его расцветал красным. Он забыл, как звали девчонку, но помнил ее косички!
Директором оказался мужчина лет сорока – ясно, что двадцать четыре года назад его в этой школе не было. Только если в качестве ученика.
…Директор сожалел. Тех учителей уже нет – осталась у него в коллективе лишь парочка женщин, которые в ту пору были начинающими, со студенческой скамьи, и вели младшие классы.
– И все же, – настаивал Алексей, – я бы хотел с ними переговорить!
Директор выразил готовность поспособствовать и предложил дождаться перемены, в которую он самолично проводит детектива в учительскую и представит дамам.
Такой расклад Киса полностью устраивал, а в ожидании перемены он изъявил желание получить адреса покинувших школу учителей.
– Сожалею, – развел руками директор, – но и здесь я вряд ли сумею вам помочь. Дело в том, что в середине девяностых школу пытались отобрать, – я тогда еще здесь не работал, но эту историю знаю, – какая-то фирма позарилась на наше здание… Устроили ночью пожар, а потом хотели здание отбить под предлогом инвестиций в капитальный ремонт. Сами знаете, какой беспредел тогда творился. Школа долго стояла закрытой, некоторые учителя вышли на пенсию досрочно, – невостребованы в то время они были, и зарплаты все равно крошечные; иные нашли новую работу… В огне сгорела часть школьных архивов, а другие выбросили, считая, что они уже никому не пригодятся… Что-то, кажется, передали в РОНО, но и у них неважно обстояли дела, их помещения тоже оттяпывали, хоть и по кускам… Боюсь, теперь все эти бумажки не найти!
Алексей понимал, что директор говорит правду. Разбойные девяностые, лихие, бандитские… Они прошлись по многим его друзьям и знакомым, близким и менее. По жизням прошлись, по судьбам. Некоторые так и не оправились.
– Но хотя бы прежнего директора координаты у вас сохранились? Должны сохраниться, вы ведь дела принимали, было что обсудить, думаю?
Директор согласился и полез в ящики своего стола.
Он долго в них копался, ворошил бумаги, открывал и закрывал очередные ящики. Ничего не обнаружив, он нажал на селектор и призвал секретаршу. Строгая дама – молодая, но очень строгая! – возникла на пороге.
– Телефон и адрес прежнего директора нашей школы?
Она кивнула и исчезла. Появилась через три минуты, и Алексей записал под ее диктовку координаты бывшего директора. Точнее, директрисы. Той самой, которая держала школу в кулаке, как выразился староста Миша.
Подоспела перемена, и Алексей в сопровождении директора направился в учительскую, из которой слышался смех. Обстановка… нет, атмосфера учительской поразила его. В ней не было ничего от его детско-школьных воспоминаний, приправленных страхом перед училками : там находились модно одетые, ухоженные женщины и несколько мужчин. Во времена Киса мужчин в школе было раз-два да обчелся: физрук да учитель труда.
Похоже, что они обменивались впечатлениями от только что закончившихся уроков и при этом смеялись. Надо же! В его времена учителя почему-то не смеялись…
…Увы, две дамы, которым директор представил сыщика, ровным счетом ничего не знали о событиях двадцатичетырехлетней давности. Или запамятовали?
Меж тем исключение из школы в десятом, выпускном классе – дело очень серьезное! И раз Зиновия исключили – значит, причины были вескими. Если эти две учительницы, тогда начинающие, не сохранили об этом даже смутного воспоминания, то, выходит, в школе предпочли молчать?
Ну что ж, посмотрим, как обстоит с памятью у Софьи Филипповны, директорствовавшей в те годы.
– …Юра Стрелков? Конечно, помню! Я помню всех своих детей!!!
Всех – не всех, но Софье Филипповне было явно приятно похвастаться тем, что и за восемьдесят она не утратила ясность памяти и духа.
Они расположились за круглым столом, покрытым скатертью с бахромой, в единственной комнате ее квартиры. В чашках дымился чай, к которому прилагались мармелад и халва. На свободном стуле спал старенький серый кот, одно ухо которого было лысым.
– Блестящий мальчик! Отличник! – Софья Филипповна энергично тренькнула ложечкой, словно для пущей убедительности своих слов. – И родители такие уважаемые люди! Отец у него дипломатом был! Хотя доставлял нам Юра немало хлопот. Но я его любила. Он сейчас видный политический деятель, вы знаете?
Кис кивнул. Он нарочно зашел с беспроигрышной карты, с Юры: такими учениками директора всегда гордятся. Отличник, из престижной семьи, да и сам стал престижным. Престижным бывшим учеником. Которого взрастила вверенная директору школа.