Уж замуж невтерпеж
Шрифт:
Лучше бы он пожал плечами.
Я поняла, что спорить бессмысленно, и изо всех сил вцепилась руками в сиденье.
Ездила балашовская теща не хуже зятя. Мы почти нагнали ее на повороте, Балашов засигналил ей, замигал фарами, но она, газанув, помчалась к воротам злополучного дома.
Ворота почему-то были открыты. Мы видели, как джип подъехал к центральному входу, из него вышли дама в мехах и девочка в шапке с ушками как у кошки. Они позвонили в парадную дверь, но им не открыли. Дама толкнула дверь, та открылась. Балашов навалился всей тушей на
Мы затормозили у будки с охранником, Балашов выскочил и, заорав «Вадим, за мной!», пнул дверь ногой. За дверью виднелась кушетка, на ней – лежал и храпел мертвецки пьяный Вадим. Балашов подскочил ко мне.
– Садись за руль! Уезжай. На посту ГАИ позвони в милицию! Давай!
– Нет.
– Быстрей!
– Я с тобой.
– Там ребенок, а он ни перед чем не остановится!
– Ты один не справишься!
Я выскочила из машины. Он схватил меня за плечи и запихнул на водительское сиденье. У меня оставался последний аргумент.
У меня оставался последний аргумент.
– Я не умею водить машину, – тихо сказала я.
– Врешь, – еще тише сказал Балашов, но я видела, что он мне поверил. – Врешь.
Я побежала к дому. Балашов меня обогнал. Все возвращалось на круги своя. Он опять бежал впереди, не заботясь, поспеваю ли я за ним.
Когда закончится эта ночь? Я прожила за нее десять жизней и пять раз умерла.
В холле горел свет, но никого не было. Напольная ваза, которой огрели Мороза валялась на полу, на вешалке болталась Кирина шуба. Балашов замер на мгновение в дверях. Голоса доносились из его кабинета. Солировал незнакомый контральто, смешно и странно путая согласные.
– Мыльный потох с потолха! Шотландсхий плед пгевгатился в мочалху! Телевизог! Штогы! Хошмаг! Ховгы! Этот алхаш свегху опять заснул в ванной! Двегь всхгывали болхагкой! Я сдегу с нехо тги шхугы за гемонт! Он у меня наесться нохтей с пегкотью! Виль, шо ты здесь делаешь? Пгоблемы со светом? Хига, хде Вихтог? Уже свалил? Я поживу у тебя с недельху, поха дома газхгом! Хошмаг, а не Новый ход!
– Кошмар, а не Новый год! – закричал звонкий детский голосок.
Балашов широкими шагами направился в кабинет. Так идут на казнь, так гибнут за идею. Я видела только его широкую спину, но знала – у него белое лицо и черные дыры вместо глаз.
В кабинете за столом сидел Виль. На коленях он держал маленькую девочку в розовом платьице и в шапке с ушками как у кошки. Это была та самая девочка, которой я по ошибке отдала приз. Кира с ногами забралась на подоконник, возле которого стоял огромный сейф, и смотрела на происходящее пьяно и весело.
Половину кабинета занимала дама в шубе из голубой норки. Дама была крупна, чернява, а ее черные очи опасно вылезли из орбит то ли от гнева, то ли от безнадежно запущенной щитовидки.
Балашов застыл на пороге.
– Папа! Ура! – закричала девочка. – Ты прилетел из Парижа! – Она хотела броситься к нему, но сильные руки Виля удержали ее на коленях. Дама царственно развернулась к Балашову.
– Ягих, ты не в Пагиже! – сменив контральто на скандальный сопрано, вскрикнула она. – Ты навгал? Ягих, ты шо, офихел?!
Стало ясно, что пучеглазие – не самый страшный ее недостаток.
– Здорово, толстый! – хохотнул Виль. – Видишь, как все получилось! Ты сам вернулся и правильно сделал! – Он пощекотал Элю под мышками, Эля, взвизгнув, опять сделала попытку спрыгнуть с его колен. – Тебе повезло, толстый, что я не смог открыть твой гараж, зато мне повезло, что их сосед заснул в ванной!
– Пусти, ко мне папа приехал! – Эля еще не поняла, что с ней не играют.
– А шо тахое? – дама умудрилась еще больше выкатить глаза, став точной копией жены вождя пролетариата. Только в голубой норке.
– Открывай сейф! – приказал Виль Балашову.
– Сначала Эля и Алевтина Ивановна уедут домой!
– Я Изгаилевна, Ягих! Схольхо можно...? Шо тут за спехтахль? Хига!
– Мама, забери Элю и уезжай!
– Открывай сейф!
– Сначала Эля и Алевтина ... Ираклиевна уедут домой!
– Изгаилевна, Ягих! Ты не в Пагиже?
– Мама, забери Элю и уезжай!
– Да шо тахое? Хде Вихтог? Хига!
– Сейф!
– Я что – заложница?!! – до Эли первой дошел смысл происходящего.
– Шо? Хто это? – палец с неприлично крупным перстнем указал на меня.
– Виль! Мама!
– Сейф!
Говорила же я, что мы сделаем только хуже тем, что вернемся!
– Ай, у него ножик! – пискнула Эля. Она была бледненькой, но испуганной не выглядела. Между пальцами у Виля действительно блеснуло тонкое лезвие. Он левой рукой обхватил Элю за шею, а в правой зажал нож так, что острие упиралось девочке под подбородок.
Кира кинулась к Вилю и попыталась отвести его руку с ножом в сторону. Рука дернулась, не сдалась, у Эли на подбородке выступила алая капля крови.
– Хагаул! – простонала Алевтина Израилевна и, побелев, стала падать на пол.
Балашов, подхватил ее под норковые подмышки, пробормотал: « Не волнуйтесь так, Алевтина Исмаиловна!» и бережно уложил в глубокое кресло.
– У бабули давление, – сочла нужным объяснить Эля.
Одним прыжком Балашов оказался у сейфа, одним незаметным движением его открыл. Виль следил за ним неотрывно, рука с ножом подрагивала в страшном, убийственном тонусе. Кира обессилено опустилась на пол, к ногам любовничка.
Верю, она не хотела так далеко заходить. Верю, она не учла – у красавчика нет тормозов. С ним было не скучно, а для нее – это главное.
– Папа, мне вовсе не больно, – пискнула Эля.
Балашов смахнул с полки сейфа массу бумаг. Они веером спланировали на стол перед Вилем, часть из них упала к Кириным ногам.
– Она здесь, – задыхаясь, сказал Балашов, – я не знаю где точно, но здесь. Сунул в общую стопку.
– А можно снять эту шапочку, а то я чувствую себя полной дурочкой? – жалобно спросила Эля.