Ужас. Вдова Далила
Шрифт:
Теперь только Мария встала со стула. Она сдержала обещание и не выдала своего присутствия ни словом, ни жестом. Женщина, отодвинув ширмы, подошла к Граднеру. Ее бледное лицо было очень серьезно. Указывая рукой на дверь, она решительно заявила следующее:
— Человек, который только что вышел отсюда, человек, которого вы допрашивали, — убийца моего мужа.
Эти слова удивили следователя, тем более что сам он теперь был склонен думать, что арестованный не виновен. Граднер пытался убедить Марию, что она не права, но женщина упорствовала.
— Я не ошибаюсь, я уверена,
— Но разве что-нибудь в манере этого человека держать себя, в его словах или интонациях его голоса показалось вам подозрительным?
— Нет, вовсе нет.
— Так на чем же основано ваше обвинение? Или это только пустое предположение?
— В ту минуту, когда он вошел в комнату, когда он заговорил, меня затрясло. Разве так могло бы быть, если бы он не совершал убийства? Мне кажется, я никогда прежде так не волновалась. Я чувствую некоторую связь с этим человеком. Я еще много из-за него выстрадаю, клянусь вам.
— Вы итальянка и поэтому немного суеверны.
— Может быть, но в эту минуту я рассуждаю вполне логично. Разве можно так волноваться из-за присутствия человека, которого я никогда прежде не видела, которого совсем не знаю? Это он, господин Граднер, я уверена в этом!
Движения женщины, тон ее голоса, глаза, сверкавшие огнем, — все это лишь подчеркивало ее красоту. Следователь не мог отвести от нее глаз. Она напоминала ему древнюю жрицу, обвинявшую перед толпой какого-нибудь святотатца. Пока Граднер думал, как ему успокоить взволнованную женщину, в комнату вошел канцелярский служащий и передал ему какой-то документ.
— Он здесь? — спросил следователь, пробежав глазами поданную ему бумагу.
— Да, господин следователь.
— Приведите его сюда.
Минуту спустя в комнату вошел Зиг.
— Вы хотели со мной поговорить? — спросил Граднер.
— Да, господин следователь, мне приказано поступить в ваше распоряжение, чтобы оказать помощь в расследовании убийства на Французской улице.
— Знакомы ли вы с подробностями этого дела?
— Более или менее. Я одним из первых побывал в квартире, когда узнал о преступлении.
— Да-да, припоминаю. Кажется, ваше имя упомянуто в протоколе полицейского комиссара.
— Весьма вероятно.
— Там говорилось о некоторых предположениях, высказанных вами.
— Совершенно ни на чем не основанных, как я потом убедился. Теперь все мои подозрения сходятся в одной точке.
— В какой именно?
— Я подозреваю того же человека, что и вы. Вчера вы велели его арестовать.
— Вы имеете в виду Хорфди?
— Да, господин следователь.
— Вот протокол только что произведенного допроса, прочитайте его внимательно.
Зиг сел на стул Лейзетрита и погрузился в чтение, а Граднер отошел к камину и снова заговорил с Марией.
— Ну, что скажете? — спросил следователь Зига через четверть часа, когда тот закончил.
— Вы позволите мне говорить откровенно?
— Конечно.
— Мне кажется, все свидетельствует о том, что у нас нет причин задерживать этого человека.
— Совершенно согласен с вами.
— Да, но существуют улики…
— Вы располагаете уликами?
— Нет еще, но я обязательно их найду.
— Да, если только Хорфди действительно виновен.
— Конечно, виновен, — вмешалась Мария, не упустившая ни слова из этого разговора.
Полицейский агент быстро повернулся к женщине и спросил ее:
— Значит, и вы уверены в виновности арестованного?
— Да, совершенно уверена.
— Великолепно! — воскликнул Зиг. — Хорфди погиб. Теперь я не сомневаюсь, что найду против него необходимые улики.
Вдруг Зиг ударил себя рукой по лбу, будто его посетила какая-то мысль, и обратился к следователю с такими словами:
— Вы, вероятно, заметили, что это человек весьма непростой…
— Без сомнения. Виновен он или нет, — сказал Граднер, — но перед нами умный и хитрый человек.
— В таком случае нам ничего не удастся сделать, пока он в тюрьме.
— Как так?
— Дело в том, что таких людей, как он, не испугать несколькими днями заточения. Не стоит надеяться и на то, что он кому-либо проговорится. Преступники порой встречают в тюрьме своих старых знакомых и откровенничают с ними. Это не тот случай. Хорфди ни здесь, ни в Моабите, ни в какой другой тюрьме не встретит своих знакомых, а если даже и встретит, то не будет ничего рассказывать о себе.
— Что же, по-вашему, стоит предпринять? — спросил Граднер.
— Я за то, чтобы сейчас же отпустить подозреваемого.
— Чего вы думаете этим добиться? Вы полагаете, что он скорее выдаст себя на свободе?
— Это более вероятно, и нам проще будет провести его.
— А если последние события так взволновали его, что он решит куда-нибудь уехать или просто-напросто сбежать?
— Если бы он хотел сбежать, то сделал бы это сразу же после убийства — конечно, если именно он совершил его. Теперь, после того как он уже побывал в руках полиции и сумел обмануть ее своим хладнокровием и ловкостью, как он думает, ему не о чем волноваться. Кроме того, Хорфди — типичный берлинец. Он скорее согласится терпеть различные неудобства, чем переселится в другое место. Многие преступники, которые на чужбине могли бы жить совершенно спокойно, рискуют свободой и даже жизнью, лишь бы подышать берлинским воздухом. Как только Хорфди снова окажется на свободе, я предлагаю установить за ним тайный надзор. Я даже готов взять это на себя.
— Хорошо, — сказал следователь, — в таком случае наш узник свободен. Я надеюсь, Зиг, вы не спустите с него глаз. В чем состоит ваш план?
— Мой план еще до конца не созрел, но я предчувствую удачу.
Граднер с удивлением посмотрел на Зига. Его всегда бледное лицо оживилось, а глаза за стеклами синих очков сверкали. Он производил впечатление человека, знающего свое дело.
Следователь понял, что перед ним стоит полицейский, влюбленный в свою работу, способный оказать неоценимые услуги обществу, если только дать ему такую возможность. Граднер решил заручиться поддержкой такого опытного человека, как Зиг. Хотя было и не принято, чтобы следователь напрямую отдавал приказы агенту полиции, Граднер решил, что на этот раз можно сделать исключение.