Ужасы Фобии Грин
Шрифт:
— Я не могу спать, когда вокруг столько людей, — пробормотала она, вмиг ощутив свою нелепую рубашку, из-под которой торчали белые босые ноги.
Верхняя губа, пересеченная тонким шрамом, презрительно дернулась.
— Предпочитаешь одиночество, Грин?
— Иногда оно выручает.
Ее голос не успел растаять в ночном воздухе, когда Фобия поняла сразу две вещи. Завтра ей придется бежать куда больше, чем пять кругов. Она никогда не станет политиком.
Как она смеет рассуждать об одиночестве перед человеком, который
Что она вообще знает об одиночестве?
Все.
В процентном отношении Фобия провела большую часть своей жизни наедине с собой.
Глаза Креста странно блеснули.
— Мечтаешь об одиночестве, Грин? — его голос стал еще тише. — День за днем, год за годом — четыре стены и ни клочка неба. Собственный стон — единственный звук на земле. Ты ненавидишь его. Он похож на твой худший кошмар. Но это единственная доступная тебе музыка. Хочешь?
Она стояла, подрагивая от хищной плавности его слов. Воздух вокруг сгустился и стал ледяным.
— Вы убийца, — голос Фобии прозвучал надтреснуто, — так вам и надо было.
Смех Креста разорвал ночь резко, как удар хлыста.
— И ты смеешь бояться антилоп? — спросил он. — Ступай за мной.
Фобия не стала задавать вопросов — какой от них прок?
Молча и довольно спокойно следовала за Крестом, пока не увидела, как нечто выступает из темноты. Могильные кресты: они пришли на старое заброшенное кладбище, позабытое уже людьми.
Остановившись, Фобия сглотнула.
— Спорим, — хрипло спросила она, — что вы для меня и могилу уже раскопали?
— Помнишь, что сильнее страха?
— Помню.
— А что сильнее ненависти?
— Ничего, — ответила она, не шевелясь.
— Неправильный ответ, — покачал головой Крест, — пока самое сильное в тебе — это твои фобии. Еще пару шагов, Грин, я обещаю, что обойдусь без принуждения…
— И без агрессии. И без унижения. Вы же понимаете, что посмотреть в лицо своим страхам и подобная чушь, придуманная психологами, — это полная хрень? Я с детства напичкана этой хренью, и никогда ничего не помогает.
— Как много слов, — Крест достал из кармана фонарик и осветил ей путь, — давай, ты видишь, куда идти.
Она сделала несколько робких шагов.
Крест вдруг прыгнул и исчез. Слабый луч фонарика светил словно из-под земли.
Фобия осторожно подкралась ближе и заглянула в открытую могилу.
Закинув руки за голову, Крест лежал на ее дне и любовался звездами.
— Хочешь ко мне, Грин?
— Нет.
— Да брось, это весело.
— Ни за что на свете.
— Как ты называешь то, что с тобой происходит?
Фобия ответила, удивляясь тому, что все еще способна разговаривать:
— Я представляю себе жадного осьминога с щупальцами и глазами… ну и всякое такое. Если вы сейчас предложите мне с ним подружиться — то зря. Я пыталась еще в детстве.
— Дружба — довольно жалкое понятие.
— Что вы об этом знаете?
— Все. Когда ты себе не принадлежишь, тебе больше нечего бояться. Некого ненавидеть. Рабство приносит куда больше свободы, чем принято считать.
— Как же меня тошнит от ваших сентенций, — не выдержала Фобия, — и от того, что я вдруг поняла — вам в этой могиле самое место.
Она развернулась и направилась к лагерю. Пошел он к дьяволу, этот псих.
Возле домика Несмеи сквозь Фобию вдруг прошла волна холода. Тюремный призрак Цепь пронесся сквозь нее несколько раз, вызывая самые отвратительные ощущения.
— Не смей, — прошипело привидение, потрясая кандалами, — говорить то, о чем ты не имеешь понятия.
— Ты что? Защищаешь Креста? — Фобия недоверчиво обхватила себя руками, пытаясь оградиться от навязчивости призрака.
— Ты просто идиотка, которая ничего не знает про жизнь.
— А что знаешь про жизнь ты, мертвая субстанция?
Уже перед тем, как провалиться в сон, Фобия вспомнила эпизод с черной масляной краской. Ничему ее жизнь не учит.
Рука Несмеи была тонкой, изящной, с длинными нервными пальцами. Фобия разглядывала ее как произведение искусства. Розоватый свет раннего утра придавал этому совершенству удивительно нежный оттенок.
Русалка спала на своей узкой кровати. Фобия лежала на полу возле и разглядывала свесившуюся над ее лицом кисть. Как красиво.
Короткий сон не принес ни сил, ни облегчения. Голова была тяжелой, мышцы болели. Хотелось застыть в этой минуте, как мухе в янтаре. Чтобы навсегда. Чтобы насовсем.
Несмея едва вздохнула.
— Напрасно ты задираешь Цепь, — проговорила сонно. — Она мстительна, как все привидения.
— Она ничего не сможет сделать без посторонней помощи.
Рука исчезла из поля зрения Фобии. Несмея встала, легко перешагнула через нее. Длинные волосы струились вдоль тела, даже утром они не выглядели растрепанными.
— Ты же не думаешь, что здесь вступится хоть кто-то за тебя? — искренне удивилась русалка.
Об этих словах Фобия думала все утро — сначала во время неизбежного бега, потом на уроке Эраста Лема.
Действительно, откуда взяться в этом лагере людям, которые вступятся за нее, если Фобия родную сестру при первой встрече отправила на больничную койку?
Антонио явно будет на стороне Ханны — еще бы! Мало того, что она — лучший друг, но еще и проводник. Класл? Класл не может быть за кого-то потому, что ему бы самому спрятаться за чужую спину. Нэна? Нэна сидит, отгородившись от мира учебником, очками, челкой. Она боится глядеть в сторону Антонио. Она знает, что он уже всему лагерю растрепал, что у нее был выплеск. Что она в него влюблена настолько, что не может держать себя в руках. Нэна несчастна настолько, насколько может быть несчастна юная и неуверенная в себе девочка.