Ужасы Фобии Грин
Шрифт:
Ни в этом городе, ни в этом государстве не осталось человека, который захочет помочь Фобии.
Даже если она сможет покинуть столицу — что дальше?
Ее лицо видели все, а кто случайно проспал — новорожденные младенцы, к примеру — тем покажет полиция.
Она была сейчас самым главным и самым опасным государственным преступником.
Фобия бежала.
Она проснулась от того, что ребенок начал пинаться. Некоторое время просто полежала неподвижно, ощущая как еще нерожденный младенец толкает ее ладонь.
Чужой младенец в чужом животе.
Считай, свой.
Потом поняла, что уже все
Воздух был холодным, и как только Фобия выбралась из теплого гнезда одеял, по коже побежали неприятные колючие мурашки. Торопливо укутала спящую Нэну, пока она не замерзла и не проснулась, как можно быстрее сунула ноги в холодные ботинки и накинула на себя куртку.
В лагере посреди леса царила тишина. Ступеньки лазарета — единственного помещения, в котором была хоть плохонькая, но печка — чуть скрипнули под тяжестью шагов Фобии. Собственное дыхание превращалось в пар. Тепла было так мало, что они с Нэной приспособились спать вдвоем на узкой постели, укутавшись несколькими одеялами. Так было больше шансов не замерзнуть до утра.
Лагерь выглядел необитаемым. Когда-то здесь кипела жизнь, сновали по своим делам псевдомаги — восемнадцать и один, от полевой кухни летели запах горелой каши и ядреные истории повара Боцмана. Звенела кандалами тюремный призрак Цепь, Иоким Гилморт строгал очередную скамейку, и свежие стружки ложились к нему под ноги шаловливым ковром. Нянюшка Йокк вязала яркий носок, и от нее пахло булочками с корицей, и это было очень загадочно, потому что ни булочек, ни корицы в лагере отродясь не водилось. Сения Кригг ходила по пятам за Оллмоттом и с пылом рассказывала о современных методиках образования, и длинный шарф веял за ней, как знамя. Тяжелый, наполненный неприязнью взгляд Креста настигал Фобию довольно часто, и тогда она роняла из рук предметы, спотыкалась, тревожно оглядывалась по сторонам. Чуть в стороне или бурно ссорились или бурно мирились супруги Нексы, а Эраст и Несмея сидели молча рядом друг с другом, и удочки валялись возле них на траве — они или собирались на рыбалку или только что вернулись с нее.
Могла ли Фобия предположить, что будет вспоминать о том времени с такой нежностью? Ведь казалось — невыносимо.
Что она понимала тогда в невыносимости.
Фобия бессмысленно прошлась между домиками.
Не горел огонь полевой кухни. На веревках не сохло белье. Не слышно было мычания коровы Киски. Так, сходу, никто и не поймет, что эти затерявшиеся в лесу грубо сколоченные домики — обитаемые.
Скоро весна. Станет теплее. Ребенок Нэны появится на свет, и Фобии придется принять его, потому что ни к кому другому две беглянки не посмеют обратиться за помощью. Уже то, что Фобия добралась сюда, — ах, какое это было бегство — через всю страну! — было невероятной удачей.
Хорошо, что Нэна тоже не придумала другого маршрута для своего бегства.
Вдвоем не так страшно, вдвоем не так холодно.
Вдвоем они почти пережили эту медленную зиму, в молчании и застывших, как студенный прозрачный воздух, чувствах.
Догрызали запасы Иокима Гилморта, который наполнил подпол крупами и мукой, сухарями и сухофруктами. Банки были аккуратно подписаны «яичный порошок», «сухое молоко», тушенка лежала в коробках. Хороший из Иокима Гилморта получился завхоз, жаль, что
Фобия в который раз подумала о том, что нужно сходить в какое-нибудь поселение, и если не поговорить с людьми, то хотя бы найти выброшенные газеты. Что происходит в стране после того, как Мерак Леви стал слопом? Кто пришел к власти? Несколько месяцев назад, когда она драпала в лагерь и не расставалась с оружием, и почти не спала, и пряталась днем, и бежала по ночам, и… страшно вспомнить… заливала не самой едкой кислотой себе лицо, для того, чтобы ожоги скрывали черты Фобии Грин, и даже сейчас ожоги еще не все сошли, и, наверное, несколько шрамов останется навсегда, так вот, несколько месяцев назад ей было совершенно не до того, чтобы следить за свежими новостями. А потом она добралась-таки до лагеря и нашла одичавшую от тоски Нэну, и они ругали друг друга за то, что обе выбрали такое известное место, чтобы спрятаться, а потом плакали, а потом опять обнимались и ругались. А потом успокоились и впали в какой-то анабиоз, словно продолжая жить машинально, не очень четко представляя свои дальнейшие планы.
Где-то хрустнула ветка, и Фобия не сразу даже испугалась. Ну хрустнула и хрустнула, лес — это живой, сложный организм, ночью в нем достаточно разных шорохов и других звуков. Но потом треск раздался снова, и вот уже стало понятно, что к лагерю кто-то приближается — спокойно, уверенно, не скрываясь.
Фобия застыла в тени крайнего домика, понимая, что за винтовкой, которую оставила у изголовья кровати в лазарете, она уже не успеет. Оставалось только застыть и вглядываться в темноту, чтобы попытаться увидеть хоть что-то.
От того, насколько близко прозвучали слова, Фобия вздрогнула так сильно, что ей показалось, будто стены домика содрогнулись вместе с ней.
— Говорю же — заброшенный детский лагерь, — спокойный мужской голос раздавался откуда-то слева, и Фобия не сразу поняла, что не так с его резкими, будто рваными интонациями. А потом до нее дошло.
Невидимый ей мужчина говорил с непривычным северным акцентом, который чаще встречался на границах с Нхршерой, чем в столице.
Нхршера, страна-победитель, смежные земли с которой так тщательно охранялись.
Свет луны неохотно и лениво чуть высветил коренастую фигуру в военной форме, и Фобия увидела блеснувшие на широких плечах погоны.
Только бы Нэна сейчас не вышла из лазарета с оружием. Скорее всего она уже проснулась и тихо лежит под одеялами, вслушиваясь в близкие голоса, и ее руки греют живот со спрятанным внутри младенцем.
— Здесь нечего взять, Ролх, — отозвался другой солдат с отвращением. — Просто деревянные дома в лесу.
— Но приборы показали, что…
— Может, лоси, — предположил другой. — Или волки. Мало ли, кто бегает в этой стране.
— В этой стране одни зайцы, — заржал другой.
— Зря только шли в такую даль.
— Обратно быстрее по навигаторам. Мы видели кладбище по дороге, значит где-то должны быть люди.
— Не здесь.
— Точно.
Голоса стихли не скоро, ветер с каким-то мстительным удовольствием гонял их среди деревьев.
Фобия совсем окоченела, когда, наконец, осмелилась пошевелиться.
Светало, осунувшееся бледное лицо Нэны в развале толстых одеял казалось совсем детским.
— Где ты была?