Узники Ладемюле, или 597 дней неволи

Жуков Валентин

Хорошо помню, как однажды весной, а вернее 2 мая 1942 года, партизанский отряд под командованием Ивана Ивановича Грачева вошел в нашу деревню. Из вооружения у партизан были винтовки русского образца и немецкие автоматы. У некоторых были ручные, гранаты ручные пулеметы Дегтярева. Они окопались на окраине деревенского кладбища в ожидании немцев, размещались в соседней деревне Красники. Оттуда из воинской части отправились двое солдат – один нес за плечами армейский термос для сбора молока, второй – бельевую корзину для сбора трофейных яиц. Все трое направились для добычи трофеев прямо к нашей деревне. Подпустив их на расстояние выстрела, партизаны уложили их из ручного пулемета. Они упали в глубокую колею, проделанную в мягкой болотистой

почве колесами трайлера. Партизаны сняли с них форму, забрали автоматы и в срочном порядке отбыли в деревню Будка, где располагался штаб и отряд партизан. Выстрелы из пулемета были отчетливо слышны в гарнизоне, и командование, будучи уверенными, что партизаны находятся в деревне, решило отправить автоматчиков для расправы с ними. По правилам военной тактики 60 солдат быстро окружили деревню, но, зайдя в нее, партизан не обнаружили. Все население села было собрано на центральной улице, а это были старики, женщины и подростки. Немцы расстреливали мужчин. Среди них был инвалид – деревенский портной, взявший на себя добровольно обязанность отправлять церковную службу. Солдат выпустил очередь из автомата прямо ему в лицо, и он упал, а потом поднялся на колени и перекрестился (по словам очевидца), и тут его настигла вторая очередь. Был среди мужчин и поступивший к немцам на службу полицейским Макар Иванов, дочь которого была моей одноклассницей. Она пыталась уговорить немецкого солдата не стрелять в ее отца: «Он ваш. Он полицай!» Но немец был неумолим и, оттолкнув ее стволом автомата, выстрелил в упор, воскликнув: «Найн полицай! Партизан! Бандит!» В этот день пали жертвой девять жителей деревни, ни в чем не повинных людей. Над опустевшими деревенскими хатами стоял плач, проклятия зверям в человеческом облике. Чтобы по христианскому обычаю похоронить убитых, нужно было заготовить гробы, а мужчин в селе не осталось, и их предали земле завернутыми в простыни и холстину. Некоторых похоронили в могилах родственников.

В связи с участившимися случаями насильственного угона юношей 15–18 лет для работы в Германии, я скрывался в лесном хуторе. За все время оккупации немцы не заходили туда ни разу, боясь встречи с партизанами. Там было всего несколько хат, в одной из которых меня приютила тетя Фекла, муж ее пропал без вести в Первую мировую войну.

В большой комнате нашего дома на южной стене висели нарисованные братом Николаем на простой фанере (холста в доме не было) еще перед войной портреты Некрасова и Пушкина. Они были прострелены автоматными очередями. Видимо, немцы приняли их за государственных деятелей.

Матери и сестре я решительно заявил: «Я ни минуты не останусь дома! Ухожу в партизаны!»

Штаб партизанского отряда находился в деревне Будка, в трех километрах от нашей. Я надел отцовские сапоги, которые оказались мне впору, простился со своими родичами и направился в штаб, находившийся в центре деревни в одном из лучших домов, покинутом жителями. Поднимаясь на высокое крыльцо, на противоположной стороне улицы я увидел свою одноклассницу Веру Горбачеву, школьную подругу, которую я называл Бенки Течер, именем героини книги Марка Твена «Приключения Тома Сойера». Тома Сойера, конечно же, изображал я.

Вера окликнула меня: «Валентин! Ты куда?» – «Иду записываться в отряд», – с гордостью ответил я. Войдя в комнату, я увидел мужчину лет тридцати пяти в гимнастерке с широким командирским ремнем. Мужчина на мое приветствие спросил: «Что, юноша, ты хочешь в отряд? Но, чтобы стать партизаном, надо иметь, по крайней мере, винтовку и патроны. Новички их находят в “рябиннике”». «Рябинником» в нашей местности называли мелколесье, поросшее преимущественно рябинами, где в прошлом году было сражение наших войск с частями вермахта. На месте боя осталось много винтовок, гранат, запалов к гранатам и масса пулеметных лент, начиненных патронами. Короче говоря, это был арсенал пехотного вооружения под открытым небом.

Я пошел туда. В лесу еще было

довольно влажно: с деревьев падали крупные капли недавно прошедшего весеннего дождя. На земле между кочками поблескивали прозрачной водой глубокие лужи. Осторожно, переходя с кочки на кочку, я нашел под ивовым кустом искомое. Это была трехлинейная винтовка системы Мосина образца 1891/30 года со слегка покрытыми ржавчиной металлическими деталями и набрякшим от влаги прикладом. Ленты с патронами я извлек из разбитого артиллерийского ящика и все трофеи принес в отряд. Там тщательно очистил ствол винтовки, патроны и уже выглядел совсем не бедным.

Начальник отряда И. И. Грачев, бывший кадровый военный Красной армии, со своим отрядом совершал дерзкие вылазки на немецкие гарнизоны и с малыми потерями выходил из боя. Свое вооружение – винтовку и патроны я тщательно вычистил и через несколько часов я был вполне боеспособен. Несколько дней мы готовились к нападению на немецкий гарнизон, расквартированный в деревне Красники. Кто-то из партизан вспомнил, что в соседней деревне «Октябрь» напротив школы, а затем штаба немецкой дивизии «Тотен копф» – «Мертвая голова» – стоял советский танк «КВ», который был подбит в бою и притащен тягачами к зданию штаба для обзора военнослужащими дивизии в 1941 году. Это был тяжелый танк весом 65 тонн, «Клим Ворошилов» по имени первого маршала Советского Союза, с лобовой броней в 10 мм, с 76 мм пушкой и крупнокалиберным пулеметом. Немцы по своему недомыслию оставили в танке целый комплект 76 мм снарядов в упаковке, сняли пулемет, а в ствол забросили ручную гранату, которая лишь слегка поцарапала шлифованную его поверхность, испортили замок орудия. Среди нас нашелся и армейский танкист, который мог обращаться с орудием. Наш отряд подошел к танку и согласно поговорке «Голь на выдумки мудра» вмиг, с помощью отломанного рожка крестьянских вил и обуха топора, удалось разбить капсюль снаряда и послать партизанский «подарок» в немецкий гарнизон. Что там творилось! Немцы были в дикой панике, откуда, мол, у партизан тяжелые орудия. Нам даже удалось сделать несколько выстрелов, пока немцы не покрыли нас минометным огнем. Ведь немецкий гарнизон был отлично вооружен: пулеметы, минометы и карабины с автоматами. А что мы могли сделать с нашими трехлинейками и гранатами? И мы решили выйти из боя, поскольку силы были неравны. В последующем мы предпринимали попытки нападения и на другие гарнизоны. А вскоре закончилась моя партизанская служба, так как меня, как и моих родных, все-таки свалил сыпной тиф. Возникла опасность заразить весь отряд этой опасной болезнью, и меня отправили домой. Медицинскую помощь я до полного выздоровления получал от фельдшера нашей деревенской амбулатории.

А в это время наша армия с боями стала продвигаться на Запад, заставляя немцев отступать, но тем не менее они не оставляли надежды на захват молодого населения восточных областей, используя его в качестве дешевой рабочей силы в Германии. Так, в январе 1943 года, в одном из районов Барановичского округа была предпринята попытка вызвать для отправки в Германию 30 юношей, которые не явились на сборный пункт. Розыски этих юношей оказались безуспешными. Так реагировали наши молодые люди на вербовку населения. В сентябре наши войска уже освободили некоторые районы Смоленской области. Мы отчетливо слышали звуки артиллерии, которые приближались к нашей местности.

Чтобы спастись от снарядов и мин, мы вместе с соседями вырыли довольно просторную землянку на северной стороне оврага недалеко от нашей деревни. Потом вкопали старые столбы от старого сарая, положили более легкие брусья и соорудили накат из бревен, сверху положили полосу толя и засыпали толстым слоем песка. Вход закрыли пестрым домотканым одеялом.