Узы крови
Шрифт:
Жан с трудом оторвал взгляд от грозившего ему смертью металлического жерла. Обращение по имени донеслось до него словно издалека, из иного мира. Жан ошеломленно уставился на узор шрамов, глядя поверх трясущегося клинка.
— Да это же я! Поверить не могу! Эх, да опустите вы оружие, отребье! — Великан снова обратился к французу: — Ромбо! Это Урия. Урия Мейкпис.
Имя принесло с собой яркое воспоминание — город, охваченный огнем.
— Урия?
— Он самый. — Едва заметный поклон. Изувеченная голова вновь повернулась к двум подручным, взиравшим на него с изумлением. — Вон. И захватите с собой этого дурня.
Они поспешно кинулись выполнять приказ, поднимать тело жертвы Жана, сволакивать его на пол. Тем временем Урия добавил:
— И пришлите нам бутылку вина. Пусть мальчишка его принесет. И передайте Магоннагалу, чтобы прислал хорошего. — Он улыбнулся. — Потому что это — случай особый.
Когда мужчины ушли, Анна опустила нож. Два давних знакомца рассматривали друг друга в безмолвном удивлении. Наклонившись, девушка подняла с пола ножны и накинула их на меч, который неподвижно лежал у Жана в руках. Урия оценивающе осмотрел ее темные волосы, глаза, фигуру.
— Недурную ты себе нашел спутницу, Ромбо. Поздравляю. Миленькая девица для такого старикана, как ты.
Похотливый взгляд англичанина помог Жану окончательно прийти в себя.
— Это моя дочь. Анна, это Урия Мейкпис. Он… мой давний коллега.
— Я помню это имя. — Анна Ромбо посмотрела прямо в покрытое шрамами лицо. — Вы были палачом в Мюнстере. Вы пытались помочь моему отцу убежать. Дали ему кинжал наемного убийцы.
— Какой кинжал? — Англичанин наморщил лоб. — А, вспомнил! Пистоль. Полезная была безделушка. С тех пор мне не раз случалось жалеть, что ее у меня нет. Нет, ну надо же, Мюнстер! — Урия покачал головой. — Как тебе удалось уцелеть? И погоди… Погоди-ка, теперь я вспомнил! Ты появился там с рукой той мертвой королевы. С шестипалой рукой чертовой Анны Болейн! — Он рухнул на лежанку рядом с Ромбо. — Ромбо, тебе определенно есть о чем мне порассказать. И что, ради тощих яиц иезуита, ты делаешь здесь, в Лондоне?
Жан заглянул в глаза давнего приятеля: один — исковерканный шрамом, второй — яркий. В этом человеке все говорило о старой дружбе — за исключением его глаз. И Жан вспомнил: хотя Мейкпис и помог ему тогда, в Мюнстере, сам он при этом ничем не рисковал. А сейчас только что пытался его ограбить и убить.
Жан опустил взгляд, тщательно подбирая дальнейшие слова (потому что Мейкпис мог бы стать полезным источником информации), и тут заметил на тыльной стороне огромной кисти англичанина какую-то странную фигуру.
— А это что такое, Мейкпис? Наколол букву «У», чтобы не забыть собственное имя?
— Это? — Урия поднял руку так, чтобы Анне тоже стала видна буква, занимавшая половину кисти. — Это клеймо. — Он негромко засмеялся. — Оно показывает, что я — Божий человек. Священник, никак не меньше.
— Священник? — Настала очередь смеяться Жану. — Ты поменял профессию! И сегодня пришел, чтобы дать нам спасение?
— Нет уж. Мой значок показывает, что я — священник, который, увы, согрешил. «У» означает не мое имя. Сокращенное «убийца». Однажды я уже совершил этот грех. Если я повторю его снова, то уже так легко не отделаюсь.
— Думаю, это тебе следует пояснить. Мейкпис вздохнул.
— Не очень красивая история. Может, твоя прелестная дочка…
— Я только что провела пятнадцать месяцев в осажденном городе. Ухаживала за мужчинами и женщинами, которые… Ну, если мне когда-то и требовалось, чтобы истории были красивыми, то только не сейчас.
— Вижу, щенок уродился в старого пса! Хорошо, расскажу мою историю, хоть, может, все-таки и пропущу кое-какие… э-э… неприглядные подробности. А, вино! — воскликнул Урия, когда открылась дверь и дрожащий Джексон внес в комнату бутыль. — А вот и причина нашей новой встречи, Ромбо. Новый работник моего дела.
Стараясь не поднимать глаз, мальчишка поставил поднос на пол и поспешно попятился к двери.
— Похоже, он в чем-то раскаивается. Придется это из него выбить, если он намерен на меня работать. Ужасная штука — раскаяние. Совершенно бесполезная, правда, Ромбо? Если бы мы раскаивались из-за каждой головы, которую отрубили…
Урия жадно выпил и снова налил себе полную чашу. Остальные едва пригубили.
— Человека не клеймят как убийцу за казнь преступника, Мейкпис.
Жан покачал вино в кубке.
— Да. И если тебя не поймали — тоже. Мне не повезло, вот и все. Видишь ли, вот как все было. — Урия Мейкпис осмотрелся и понизил голос. — У меня был напарник. Сэмюэль Брайтуайт. Сэм проворачивал множество разных делишек. У него имелся медвежатник неподалеку отсюда — очень выгодное дельце. И еще пара постоялых дворов и э-э… — Англичанин бросил взгляд на Анну. — И два дома для ночных дамочек. А еще он делал поставки в Тауэр. Вот что было доходнее всего. Там, почитай, небольшой город: дворцовые слуги, гарнизон. Заключенные. Всем нужно еды, пива, вина. О да, он там недурно устроился. Но стал жадничать, забыл об осторожности. Слишком много воды в вине, слишком много прокисшего пива, мало подмазывал нужных людей. Вот это нас и добило, потому что контракта добивались многие. Мы его потеряли. И я был не слишком рад.
— И вы его убили?
В ответ на пытливый взгляд Анны Урия грустно улыбнулся.
— Убил. — Он пожал плечами. — Но не из злости, понимаете? Это было по-деловому. — Он вздохнул и разлил по кубкам остатки вина. — Проблема заключалась в том, что при мне не оказалось того ножичка, который я тебе подарил, Ромбо. Тот бы справился с делом как надо. А этот дурацкий кинжал только скользнул по кости. Он умирал целых два дня — и успел сказать страже, кто это сделал. Меня схватили в одном из моих собственных борделей и привели к судье. Я уж решил, что встречусь с конопляной тетушкой.
— Урия ухмыльнулся, — тут я вспомнил одно важное церковное правило: если ты можешь доказать, что ты — священник, то избежишь наказания за преступление.
Жан улыбнулся:
— Мне кажется, никто бы не поверил в то, что ты — священник, Урия.
Англичанин подался вперед, обхватив жирными пальцами свою шею.
— Но в том-то и дело. Я мог это доказать. Не знаю, как оно бывает в других странах, но у нас в Англии, если ты грамотный, значит — все, священник. И тогда можешь требовать для себя того, что называют «привилегией сана».