В Августовских лесах
Шрифт:
– А как фамилия того человека?
– заинтересованно спросил Викторов.
– Сорока... Игнат Максимович.
– Знаю такого.
– Ой! Знаете?
– воскликнула Варя.
– Я всех должен знать... Так чем же вас заинтересовал Игнат Сорока?
– Все скажу начистоту... Когда меня вместе с другими колхозниками направили сюда поделиться опытом, я очень обрадовалась. А этот самый Игнат... мне всю душу издергал. Все время писал такие расчудесные письма, всей бригадой читали и за него, дурня, радовались. Зараз стал писать только открыточки на восемь строчек, и ни якой души не открывает,
Варя высказала все, что было у нее на душе. Викторов, добродушно улыбаясь, с любопытством смотрел на кубанскую девушку, которая сейчас сидела перед ним, смущенная и взволнованная.
– А вы напрасно волнуетесь!
– с подкупающей простотой сказал Сергей Иванович.
– Все будет хорошо. Вы подождите немного в приемной. Сейчас все выясню и помогу вам проехать на заставу.
Варя встала и вышла из кабинета.
Викторов снял телефонную трубку и соединился с заставой. В канцелярии заставы находился Шарипов.
– Так как же, Александр?
– спросил его в конце разговора секретарь райкома.
– Это, брат, приехала такая бригадирша, что, честное слово, сам бы женился... Привезла целый чемодан колосьев, будет крестьянам показывать. Я думаю, что надо устроить ее в Гусарском. А Сороке дайте отпуск. Пусть встретятся, поговорят. И вообще поинтересуйтесь, чем он ее разобидел. А устроиться, думаю, можно у Франчишки и Осипа. Люди они хорошие...
Вызвав машину, Сергей Иванович поехал с Варей в Гусарское. Варю поместили у Франчишки Игнатьевны. Та приняла гостью с радостью и, как обычно, начала суетиться и хлопотать. Притащив жиденький, с тонкими стеблями сноп ржаной соломы, стала разжигать печь.
Варя знала от Викторова, что колхоза в селе нет и народ здесь живет всяк по-своему. Заговорив с хозяйкой, Варя спросила ее об урожае, хотя уже по соломе определила, что рожь была слабенькая.
– Нынче еще добрый был урожай, - ответила Франчишка, - а вот те годы, при панской власти, нечего было жать.
– Почему же плохо хлеб родился?
– спросила Варя.
– А где было взять навозу, коли нет скотины? В этом году есть корова, и тот человек, что тебя привез, какой-то штуки дал, на собрании объяснил, как нужно землю этим порошком посыпать. Вот хлеб лучше и уродился. При панах мы про это и не знали.
– Про удобрения не знали?
– поднимаясь со скамьи, спросила Варя. Открыв чемодан, она положила на стол пучок колосьев. Ей не терпелось показать свою пшеницу.
– А вот такую пшеницу видели, тетя?
Варя потрясла перед обомлевшей Франчишкой Игнатьевной тяжелыми золотистыми колосьями кубанской пшеницы.
– Езус-Мария! Осип Петрович!
– крикнула франчишка.
– Иди сюда и посмотри, что эта дивчина показывает!
– Эге!
– восторженно прищелкнул языком Осип Петрович.
– Где ж она, голубка, уродилась? Я такой даже в Пруссии не видал!
– Это в нашем кубанском колхозе растет, в моей бригаде, - ответила Варя не без гордости.
– Сколько же пудов дает десятина?
–
Осип Петрович недоверчиво посмотрел на гостью и, выдернув из пучка колосок, спросил:
– Можно один размолотить?
Осип Петрович размял на ладони колос и, сосчитав зерна, ахнул. Не поверил, сосчитал второй раз и покачал головой:
– Сколько же у вас хлеба? Ваша семья сколько получила такого хлеба?
– Мы работаем трое: мама, братишка и я. У нас тысяча двести трудодней. Получили по четыре килограмма, вот и считайте! Да еще получаем подсолнух, горох, картофель, яблоки...
Варя рассказала, как они живут и работают в колхозе, что покупают, как веселятся...
Тем временем Шарипов вызвал Игната Сороку и сказал ему, что он должен побывать у Осипа Петровича и узнать, не может ли Осип прийти на заставу поплотничать...
Несколько удивленный этой срочной командировкой в село и скрытой улыбкой политрука, Игнат спросил:
– Других поручений не будет, товарищ политрук?
– Нет, это все. Да вы поторопитесь в Гусарское, ночь наступает, сказал Шарипов, сдерживая улыбку.
Игнат быстро зашагал к селу. Широкое поле и в сторонке от него лес застилались сумерками. С неба лукаво подмигивали звезды, разбросанные по необъятному горизонту. Щеки холодил легкий декабрьский морозец. От быстрой ходьбы Игнат запыхался и, подходя к хате Августиновичей, остановился, чтобы отдышаться.
В доме Франчишки Игнатьевны горел огонек. Хозяйка сидела у стола напротив гостьи и, не замечая ее рассеянности, спрашивала:
– Догадываюсь я, что ты сюда колхоз гарнизовать приехала. Ну что ж, гуртом работать веселее. Только народ у нас здесь к этому еще не привычный, своего счастья под носом не чует. Растревожила ты сегодня моего Осипа. Начинай, красавица моя! Расскажи про ваше житье нашим крестьянам, я тебе помогать буду... А чего ты все в окошко да на дверь смотришь? Ожидаешь, что ли, кого?
– подметив беспокойство Вари, спросила Франчишка.
– Жду одного человека, бабуся...
– поднявшись со скамьи, ответила Варя.
Ее неясная тревога и волнение нарастали и усиливались.
– Кого ж ты ждешь-то?
– спросила Франчишка, загораясь любопытством.
– Мужа жду...
– совсем неожиданно сорвалось с языка Вари.
В сенцах постучали. Франчишка пошла открывать дверь и через минуту ввела в комнату ничего не подозревавшего Сороку. Хозяйка осталась в сенях, служивших также кухонькой, и сквозь дырочку в дерюжной занавеске видела, как молодые люди стояли друг против друга и молчали... Затем она услышала голос Игната:
– Да что ж оно творится в этой хате! Дайте я трошки посижу.
– Игнат, тяжело переводя дух, плюхнулся на скамью и, вытирая рукавом шинели лоб, спросил: - Значит, ты... приехала?
– Не-ет!
– сдерживая радостный смех, звонко крикнула Варя.
– Это не я... Ты подойди, потрогай, может, тебе только кажется... Да хоть поздоровайся, детина милый!
Игнат вскочил и, не дав Варе опомниться, прижал ее голову к своему лицу.
– Ты полегче, полегче!
– слабо протестовала Варя, опускаясь на скамью.
– И какой же ты комедиянтщик!.. Як будто и ничего не знал! Ой же, и хитер солдат...