В балканских ущельях

Май Карл Фридрих

И вот сегодня я приколачиваю гвоздь, он смотрит на меня угрюмо, ждет, пока я закончу, и спрашивает, узнаю ли я его. Я взял да ляпнул — да, мол, узнаю. Я и не подозревал, как все обернется. Он перекинулся с остальными парой слов, и они вошли в дом. Я был один — жена собирала на поле шпинат к обеду. Что им было искать в комнатах? Я закрыл кузницу, хотя огонь еще горел, и пошел за ними. Как только я вошел, они набросились на меня. Завязался настоящий бой, эфенди. У кузнеца крепкие мускулы и хорошая реакция, но их все же было трое, и они связали меня. Я рычал от бешенства,

как дикий зверь. Тогда они замотали мне голову платком и бросили в погреб. Как раз в этот момент вернулась жена. С ней поступили так же, как и со мной. Нас забросали сверху углем, чтобы крики не проникали наружу. Я забыл о своем Айы 14 , который находился за домом, иначе бы я его отвязал, прежде чем входить в дом.

14

Айы — медведь (тур.).

— Кто это — Айы?

— Мой пес. Его так звать потому, что он похож на медведя1 . Я слышал, как он лаял, когда дрался с ними, но он не мог мне помочь. Если бы он был со мной, то разодрал бы их в клочья.

— Ты его еще не видел?

— Ты же знаешь, что я никуда не ходил.

— Мне очень жаль, но…

— Что с ним?!

— Он мертв.

— Мертв?! — Шимин вскочил. — Эти трое убили его?

— Они разбили ему череп.

На какое-то мгновение кузнец замер от ужаса.

— Это правда?

— Да, увы.

— Проклятие на их головы!

С этими словами он забежал в кузницу, выскочил оттуда с горящей головней и помчался за дом, чтобы лично убедиться, что я его не обманул. Оттуда послышались горестные крики вперемешку с руганью, на которую восточные языки в общем-то довольно бедны.

Пока он громко ругался, я всматривался в темноту, откуда должен был появиться всадник — но никто не показывался. Или вороной дал мне большую фору, или что-то задержало его в дороге.

Постепенно Шимин успокоился и снова вспомнил, что не расспросил меня.

— Меня зовут Кара бен Немей.

— Кто ты — немче, германлы?

— Да.

— Аустриалы или пруссиалы?

— Ни тот и ни другой.

— Значит, баварлы?

— Тоже нет. Я саксалы.

— Никогда не встречал ни одного саксалы, но вчера здесь был некто из города Триест, я с ним поговорил всласть.

— Австриец? — меня поразил этот факт. — Кто же это мог быть?

— Торговец. Он скупал табак, шелк и изделия из него. У него сломалась шпора, и я ее чинил.

— Он говорил по-турецки?

— Ровно столько, чтобы я понял, что ему надо.

— Но как же ты всласть с ним наговорился?

— А мы помогали себе жестами.

— Он сказал, как его зовут?

— Его имя Махди 15 Арнаут. Он был известным певцом, даже спел песню, она растопила наши с женой сердца.

— Откуда он приехал?

— Из Чирмена, там он сделал большие закупки.

— И куда направился?

— На большую ярмарку в Мелник. Там работают знаменитые оружейники. Ему нужно что-то у них купить.

15

Махди — арабское мужское имя, означающее «руководимый Аллахом», «подаренный».

— Значит, я встречу его по дороге.

— А ты тоже собираешься в Мелник, эфенди?

— Да.

— Ты что, тоже купец?

— Нет, но в Мелнике думаю найти тех подлецов, что напали на тебя.

— И что ты с ними сделаешь, если поймаешь?

— Я задержу их и передам полиции.

— Слава Аллаху, а то я уже собрался завтра утром писать заявление властям.

— Ты можешь это сделать, но прежде чем этой бумаге дадут ход, подлецы будут в моих руках. И в суде я приплюсую им и сегодняшнее преступление.

— Правильно поступишь, эфенди. Но кто были двое других?

— Это длинная история, но все же я вкратце тебе ее поведаю.

Я быстро рассказал ему то, что счел нужным. Он внимательно выслушал и заявил:

— Знать бы мне все это. Я бы заманил их в подвал и поставил бы собаку охранять их, пока ты не придешь!

— А не перебрасывались ли они фразами, из которых можно было бы заключить, куда они собираются дальше?

— Ни слова не сказали. Только когда меня вязали, тот, кого ты назвал Барудом эль-Амасатом, прорычал, что они убьют меня, чтобы я не предал их преследователям.

— Этого следовало ожидать. Манах эль-Барша напал на вас не из мести, а из осторожности. Они не думали убивать вас, а решили лишь нейтрализовать на время, чтобы ты не проболтался, узнав сборщика налогов.

— И все же мы чуть не задохнулись!

— Бог спас вас. Всадник, который скачет вслед за ними, должен сообщить, что я снова свободен и что за ними по пятам следует возмездие. Вот ему я и хочу воспрепятствовать.

— Я помогу тебе, эфенди! Что мы с ним будем делать?

— Мы засунем его в подвал, а потом передадим полиции.

— А как ты заманишь его в подпол?

— Нас ведь двое, а он один.

— Только не думай, что я боюсь. Я только хочу знать, будем ли мы пользоваться хитростью или силой.

— Без силы не обойтись.

— Мне это больше по душе. Словами играть я не умею. Но, помнится, эфенди, ты спрашивал меня, брат ли я Джафизу. Ты знаешь его?

— Я проезжал сегодня мимо его сада, поговорил с ним и выменял флакон масла на табак джебели.

— Аллах-иль-Аллах! Мой брат взял табак?

— О, немного.

— Он взял у тебя?

— Да.

— У тебя есть такой табак?

— Естественно, раз я его ему дал.

Он помолчал немного. Я знал, какой вопрос сорвется у него с губ сейчас. Так оно и вышло.

— Он у тебя уже кончился?

— Нет, не весь. — И чтобы облегчить ему жизнь, спросил сам: — А ты куришь?

— Да, еще как!

— Джебели?

— Его не курил ни разу.

— Тогда подойди и набей трубку.

Я еще не договорил фразу, как он нырнул в дверь и вернулся с трубкой.

— Как там твоя жена?