В балканских ущельях
Шрифт:
Его щедрость была непомерна. Деньги он не принял, да и бутылочку обратно не взял. И я решил разрешить ситуацию следующим образом:
— Мы оба хотели одарить друг друга, не став при этом богатыми, так что давай оставим у себя то, что дали друг другу. Если я благополучно вернусь домой, то расскажу самым красивым женщинам, которые будут наслаждаться твоим маслом, о том, что есть такой садовник Джафиз и как он добр.
Похоже, такой выход его обрадовал. Глаза у него заблестели.
Он кивнул и спросил:
— Женщины твоей страны почитают хорошие запахи, эфенди?
— Да,
— Долго ли тебе еще скакать, прежде чем ты доберешься до дома?
— Может, неделю. А потом, когда я слезу с лошади, надо ехать на корабле и по железной дороге.
— Далеко. И наверное, придется бывать в опасных местах, встречаться с разбойниками?
— Да, мне придется побывать в горах, там, куда ушли злые люди.
Он внимательно оглядел меня и наконец произнес:
— Эфенди, лицо человека — как поверхность воды. Одна вода светлая и чистая, ей человек доверяется охотно. Но есть темная и грязная вода, она таит опасность, и лучше ей не доверяться. Первое соответствует образу доброго человека, второе — плохого. Твоя душа — дружеская и светлая, глаз ясный, а сердце не боится ни опасности, ни предательства. Мне нужно тебе кое-что сообщить, чего я даже не всем знакомым доверю. А ты чужеземец.
Эти слова порадовали меня, хотя я не знал, что он имеет в виду. Я ответил:
— Твои слова теплы и чисты, как вода в ясный день. Говори же!
— В какую сторону ты собираешься ехать из Мастанлы?
— В Мелник. Там дальше будет видно. Наверное, в Ускуб, а оттуда в горы Кюстендила.
— Ну и ну! — вырвалось у него.
— Ты считаешь эту дорогу опасной?
— Очень опасной. Когда ты будешь в Кюстендиле и попадешь на море, то тебе придется ехать через Шар-Даг в Персерин, где прячутся штиптары и беглецы. Они бедны, и все, что у них есть, — это оружие; они живут разбоем. Они отнимут у тебя все, а может, и жизнь.
— Я знаю, как постоять за себя. Он покачал головой:
— Молодая кровь — бей хоть в глаз, хоть в бровь! Ты еще молод; да, оружие у тебя есть, но что ты сможешь сделать с десятью — двадцатью врагами?
— Лошадь моя резва!
— У тех, кто в горах, очень хорошие лошади. Они легко тебя нагонят.
— Мой жеребец чистых кровей, его зовут Ветер, и он летит как ветер.
— Но пули быстрее лошади. Штиптары подстерегут тебя из засады. Как от них убережешься?
— Только прибегая к осторожности.
— Но и она тебя не спасет, ибо поговорка гласит: «осторожность — предпосылка преступления». Ты честный человек — они в десять раз осторожнее тебя. Разреши предупредить тебя.
— Это то, что ты мне хочешь сообщить?
— Да.
— Тогда я с нетерпением жду.
— Должен сказать тебе, что есть некая охранная бумага, которая спасает друзей, родных и союзников от злоумышленников.
— Откуда ты это знаешь?
— Это знает здесь каждый. Но немногие знают, как ее получить.
— А ты знаешь?
— Нет, я никогда не покидаю своего сада. Но Шимин, мой брат, знает. Я это сообщаю потому, что доверяю тебе и знаю, что ты скоро покинешь эту страну.
— Хотелось бы, чтобы он проникся ко мне таким же доверием.
— Он проникнется, если я тебя к нему направлю.
— Ты напишешь пару строк?
— Я не умею писать. Но ты покажешь ему розовое масло. Он знает эту бутылочку, знает и то, что я не продам ее чужому, злому, ненужному человеку. Ты только скажи ему, что тебя послал его сводный брат. Никто не знает, что у нас разные матери. Он будет доверять тебе, как мне.
— Спасибо тебе. Ты думаешь, он что-то сообщит мне о секретной бумаге?
— Надеюсь, в этой местности…
Он обернулся и прислушался. Где-то в глубине сада раздался громкий свист, через некоторое время он повторился.
— Хозяин зовет, — определил старик. — Надо идти. Ты все запомнил?
— Все.
— Не забудь по дороге. Аллах с тобой, он поможет передать красивейшим женщинам твоего отечества ароматы моего сада.
Прежде чем я успел ответить, он отошел от изгороди, и вот уже звук его шагов растворился в шелесте розовых кустов.
Встреча с садовником была для меня просто удачей. Но правда ли то, что он сообщил? Нет, на лжеца он вроде не похож. Во всяком случае, брата стоило разыскать — его кузница находилась по дороге, причем не только на моем пути, но и на пути тех злодеев, которых я преследовал…
Я поскакал дальше. Конь, пока я разговаривал, отдохнул, пощипал травки и бежал резво. Я старался объезжать горы, потому как забираться на них, чтобы скакать по прямой, оказалось делом весьма сложным.
Сбегая с плато Токачик, Бургас течет в северном направлении, к Арде, возле которой встречается с Адой, где и лежит Кушукавак. Тупой угол, который эта река образует с Ардой, представляет собой низину, вытянутую на юг и переходящую далее в плоскогорье Ташлык. Вот этих высот я и хотел избежать. Это мне удалось, хотя я и не знал местности и не находил особых дорог, а просто пересекал множество речушек, впадавших в Арду.
А солнце тем временем скрылось за дальними горами. У меня в распоряжении оставались лишь короткие сумерки, и я пустил вороного галопом, пока не подскакал к широкой реке и не заметил ниже по течению мост. Перемахнув через него, я увидел указатель — надо сказать, впервые в Турции. Он представлял собой камень с нацарапанной на нем короткой надписью. Одно слово звучало как Килавуз, другое — Кей. То, что последнее означает «деревня», я знал. Но где она? Камень торчал так, что ничего нельзя было понять — оба слова были написаны горизонтально. Прямо вела тропа, вдоль реки — тоже тропа. Какая шла в Кей? На черта вообще нужен этот указатель?
Я предположил, что эта река никак не может быть Бургасом, а потому, следуя вдоль нее, я окажусь заметно севернее нужных мне мест, поэтому и решил продвигаться прямо.
Между тем стало совсем темно. Оставалось положиться на вороного, осторожно ступавшего по каменистому грунту. Так я проехал с полчаса, когда конь тряхнул головой и тихо заржал. Я напряг зрение и заметил справа от себя широкое и темное строение, из которого торчал какой-то узкий предмет. Может, это та самая кузница? Значит, я около Кушукавака. Я подъехал ближе.