В бегах. Цена свободы
Шрифт:
— Ну, давайте. — Он разлил водку в два стакана и кружку. Третьего не нашлось. Я называл Графа Резваном, он меня Колей. Вовчик явно не щекотался и, скорее всего, принимал нас за тех, кем мы и назвались, — за пермяков, приехавших повеселиться к местным бабам. Его дежурство заканчивалось утром, что нас особенно устраивало. Мы выпили и закусили. По телу тотчас разлилось приятное, знакомое тепло. Захотелось совсем расслабиться, забыться и поболтать о чем-то хорошем. Но как расслабишься, когда под курткой — автомат, который мешает лишний раз повернуться? Железка эта явно не к месту, того и гляди — заметит, а то и предложит раздеться. Граф чувствовал себя
— Айн момент! — сказал он, заслышав про «горючее». — Айн момент, друзья.
Я достал из кармана пресс денег и специально «засветил» их перед его носом. Сам украдкой наблюдал за его реакцией. Без сбоя, Вовик внутренне затрепетал, глаз его загорелся, видимо он уже прикидывал в уме, на сколько он сумеет раскрутить двоих штришков. Я дал ему достаточно, сказал, чтоб не жалел. — Гулять так гулять, Вова! Прихвати пару лимонов и сладкого. Водки не бери.
— Не брать? — Он меня не понял. — Как не брать?
— Возьми что-нибудь получше, это же настоящие помои, — кивнул я на бутылки.
— Нет проблем! — Парень расплылся в улыбке.
На этот раз он прихватил с собой сумку. О жетоне тоже не забыл, я ошибался.
— Позвоню подруге, обидится, — кивнул он мне и исчез, пулей выскочил из котельной.
Подождав пару минут, я пошел обследовать котельную. Крючок на двери имелся, это хорошо. Надо будет запереться на всякий случай, чтоб не приперся кто-то посторонний. О том, что этот щегол мог нас опознать, я как-то не думал. Уж больно естественно он себя вел. Граф думал точно так же, щекотиться не было оснований. Куда сунуть эти проклятые автоматы? Мест хватало, но они должны быть под рукой, рядом. Мы решили сунуть их под топчан и прикрыть тряпьем. В случае чего достать будет недолго. Пистолеты оставили при себе. На улице уже почти стемнело. Как бы там ни было, но переночевать нам есть где. Еще один заход, и Вовчик свалится, факт. Главное — не перебрать самим, что в общем-то могло иметь место. Незаметно, когда думаешь и уверен, что ты еще ничего, что ты еще в силе. А сил-то и не остается, их все забрал лес. Я вспомнил о Картохе и Валете, о Бормане… Не хотел портить себе и Графу настроения, но спросил: «Как думаешь, покосили их или?..» Граф вздохнул, заиграл желваками:
— «Или» в таких случаях не проходит. Зачем спрашиваешь, слушай?..
— Если кто-то ранен, могут и не добить. Их трое, хоть один нужен ментам для суда. Обычно так. Практика такая, — не согласился с ним я.
— Когда-нибудь, может, узнаем. Мы сорвались с противня за счет них. Орел не решка, Михей.
— Еще не сорвались, Граф. Менты с ходу въедут, что из побегушников там только один —
— Будут искать в лесу. Подумают, что оторвались, ушли. Здесь они, конечно, тоже не расслабятся, но у нас есть шанс. Я тут кое-что прикинул… Надо посоветоваться, — сказал он.
— Говори, пока малого нет. Что ты придумал? — поторопил я его.
— Скажу, не спеши. — Граф встал. — Хорошие мысли приходят в голову поздно. К сожалению, поздно.
— Ну говори же, не томи.
— Я слишком понадеялся на то, что мы благополучно отвалим после того, как вырвемся за ворота. Вот что. Я думал о тюрьме, о подкопе, о столовой. А нужно было думать и о другом… Например, о грузовике, о фургоне с каким-то грузом, под которым могли бы укрыться трое. Что-то в этом роде, короче. Чтоб без проблем и на все сто.
— Ха! Но кто мог подумать, что Тоске взбредет в голову ехать в Закамск, кто? Он переиграл. Не вини себя, Граф, я сам думал, что мы осядем на время в Перми, в каких-то трех — пяти километрах от тюрьмы. Думал. Теперь поздно сожалеть, дело сделано.
— Я не сожалею. А мысль у меня такая: если ты свяжешься сегодня с Тоской и жеванешь ему суть, завтра он сможет помочь нам выбраться. У тебя есть его телефон? — спросил Граф.
— Есть. Я его просто запомнил. — На всякий случай я назвал ему номер Витиного телефона. — Запомни и ты. — Я повторил его. — Но нет никакой гарантии, что он не прослушивается легавыми и вообще. Нам не известно, что там у них сейчас. Ты хочешь, чтобы я позвонил ему сегодня?
— А когда? Утром нам придется отваливать отсюда, не забывай. Или ты собрался жить здесь неделю? Если пацан заведется, его может куда-то потянуть. К телкам, например, на дискотеку там.
— Останемся здесь, Граф.
— И что ты ему скажешь? Что нам негде переночевать? С кучей бабок и в котельной?!
— Можно и так, ничего страшного. Он будет пьян.
— А если он припрется с тремя шлюхами или еще с кем-то? Что тогда?
— Не должен, ты же слышал, что он говорил…
— Тогда он был трезвый. Что-то его долго нет, а? — Граф заволновался и посмотрел на дверь. — Может, мы рано автоматы скинули, а?
— Звонит, наверно, говорил же… Пацан вроде ничего. Придет, я выпытаю у него, с кем он живет и прочее. Возможно, он живет в этом дворе, кто знает. Хотя нет, уже сказал бы. — Я потянулся к транзистору и включил его. Приемник не работал. — Тьфу! Держит хлам всякий, нечего и послушать.
— Слушай себя. Так оно даже лучше.
— Надоело, в лесу наслушался, — отмахнулся я. — В жизни столько не протопал!
— Опишешь когда-нибудь в своих мемуарах. Ты же пописываешь что-то… Картоха говорил мне, я в курсе, — усмехнулся Граф.
— Пишу кое-что. Точнее, писал. В тюрьме делал кое-какие наброски…
— И что, получается? — поинтересовался Граф.
— Не знаю, я же тебе не Стендаль. Описывал как было. Нет нужды придумывать, жизнь как роман, сплошные приключения. Был «рассказ» и о тебе… о нашем побеге. Не хотел тебе говорить. Не обидишься?
Он вскинул на меня свои черные, глубоко запавшие глаза.
— На что? На то, что писал? Ты же все уничтожил.
— На правду. Ну если напишу когда-нибудь…
— Пишешь ты, тебе виднее. Надеешься, что кто-то когда-то издаст твою писанину?
— Вообще-то да, надеюсь. Осяду где-нибудь и…
— Значит, ты пишешь, как эти слащавые писатели. С ментовским уклоном, «в угоду обчеству», мать его! — Граф махнул рукой.
Я даже обиделся, он затронул самое больное место.