В чём измеряется нежность?

Victoria M Vinya

Он не спорил: не собирался больше мучить её своим присутствием. Сошёл с крыльца и двинулся прочь, обласканный её прощальным взглядом. Но спустя несколько шагов вдруг остановился и обернулся:

— Ты права, это было вычислением. Самым красивым хаосом цифр в моей жизни.

Он больше не искал с ней встреч, надеясь, что однажды Мари не выдержит и сама придёт за ответами: такова была её любознательная натура. Но Коннор не собирался умирать с разлукой. Он научился терпению и просто жил дальше.

С приходом августа подал рапорт на повышение

и с волнением ждал, что будет. Коннору не хотелось думать о предстоящей публичности, о том, что чужие люди будут лезть в его жизнь с кучей вопросов, треть из которых очевидно будет неудобной. Как он и предполагал пару лет назад, ему необходимо было пройти комиссию по признанию его человеком. В сущности, нужно было как минимум утвердиться в том, что теперь он лишён преимуществ машины, а также предоставить медицинские справки и документы о работе Майкла Грейса. Хэнк всеми силами добивался закрытого заседания. Ему хотелось, чтобы Коннор сам решил, когда следует придать огласке его невероятную трансформацию.

Ожидание рождало ворох размышлений одинокими тёмными ночами. Когда сон не шёл, Коннор погружался в воспоминания о давних переживаниях и печалях, о том, как лихо менялось его представление о собственной сущности. Он думал о причинах и следствии, о том, чего можно было избежать, о непроизнесённых словах, что были важны. Груз вины подталкивал его к совершенно новым умозаключениям, неожиданным открытиям о себе самом.

В один из тёплых августовских вечеров к нему заглянул Майкл.

— Я к тебе с бухлом. — Грейс вытянул вверх руку, стоя на пороге, и тряхнул бутылкой.

— Бурбон?

— Он самый.

— Тогда я вдвойне рад тебя видеть. — Коннор устало улыбнулся, приглашая гостя внутрь.

— Хэнк сказал нам с батей, что ты расклеился.

— Чепуха. Он вечно преувеличивает.

— Зато ты мастер преуменьшать значение своих загонов!

— Да, и это второе клоунское достижение в моей жизни после «лжеца».

Прошёл в гостиную и сел на пол рядом со спящим Сумо, принявшись поглаживать псу бока. Майкл направился в кухню за стаканами, где за рабочим планшетом сидел Андерсон, недовольно вздыхая.

— Налей мне тоже, а то… — Хэнк призадумался, поглядев на Коннора. — Хотя знаешь, нет. Не надо лучше.

— Если что, ты знаешь, где нас найти.

Майкл и вернулся в гостиную, сев рядом с другом. Он заметил, как Коннор несколько нервически обводил пальцем линию брови, пока не скользнул по правому виску.

— О чём ты сейчас думаешь?

— О том, кто я такой. Кем притворялся и кем хотел быть.

— Раз начал эти пространные речи, значит, решил что-то сделать с собой. Я уже выучил. Давай, вещай.

— Хочу вернуть диод.

— Пока что звучит как-то туповато. — Майк озадаченно почесал подбородок. — Не вижу смысла.

— Перед последней операцией мы договорились оставить участок моей оригинальной кожи на виске… Кажется, я уже тогда знал, что однажды попрошу тебя об этом.

– Я решительно

не понимаю, нахрена тебе это? Мы столько сил потратили, чтобы сделать тебя человеком… Да и, насколько я помню, ты ненавидел то, чем был. И кругляшка была первым, от чего ты избавился.
– Майкл глотнул из стакана и почесал за ушком Сумо.

– Было ошибкой отказаться от себя.
– Коннор задумчиво поглядел в окно, словно увидел в нём сменяющие друг друга картинки минувших лет.
– Я вдруг понял, что это было частью того, что определяло меня: я был «рождён» машиной и имел ряд особенностей, которые сформировали мою личность. Они подарили мне зачатки жизни, о которой я мечтал. Да, в конечном счёте моя суть как робота не подходила мне для счастья и обязана была отмереть. Но я не должен забывать, кто я есть на самом деле. Потому что отрицание не принесло мне ничего, кроме боли и чувства вины.
– После нескольких секунд молчания повернулся и посмотрел Майклу в лицо: - И я хочу свой диод обратно. Чтобы никогда больше не забывать.

– Доходчиво.
– Опустив уголки губ, Грейс важно кивнул.

– Мой мозг на сорок пять процентов состоит из неорганики, и эта его часть действует как навороченный компьютер: так пусть тогда диод, как и прежде, отражает его работу.

– Ты понимаешь, что единственной функцией этой хреновины теперь останется только регистрация эмоциональных перепадов? Стресса, страха или, скажем, разоблачение твоего вранья …

– Раньше так и было.

– Нет, было не так!
– Майкл взмахнул руками.
– У машины куда больше контроля над чувствами, а вот постоянное отражение твоих эмоций - человеческого хаоса - только жизнь тебе попортит. Эмоции - это сокровенно. Так и должно быть.

– Хочешь меня отговорить?
– с пониманием поинтересовался Коннор.

– А у меня получится?
– Майк шутливо взглянул исподлобья.

– Нет.

– Другого ответа и не ждал. Так и быть, я верну эту хреновину на место, но мне придётся опять вскрывать твою черепушку.

– Я уже привык. Мог помереть кучу раз, но я всё ещё здесь.

– И я сделаю диод низкочувствительным к эмоциональным скачкам. Будет регистрировать только сильные. Довольно тонкая работа, придётся поковыряться, но если это действительно важно для тебя, я помогу. У меня нет права бросать своё творение барахтаться на середине озера без спасательного жилета.
– Он чокнулся о стакан друга.

Хэнк с любопытством поглядывал в сторону гостиной, молчаливо подслушивая и не вмешиваясь в разговор. Страх за жизнь Коннора уже давно стал неотъемлемой частью существования, но он понимал, что должен принимать выбор дорогого ему человека. Каким бы ни был страшным этот выбор.

– И мне нужно сделать кое-какой спецзаказ у «Киберлайф», - с хитрецой добавил Коннор, допив остатки бурбона.

– Что ты, мать твою, опять удумал?

– Зря так волнуешься. Ничего особенного, всё очень прозаично.