В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Это я сама сделала, — с гордостью отчеканила Мари. — Оно в точности такое, как у принцессы Мононоке.
— Принцессы Мононоке?
«Принцесса Мононоке» — полнометражный аниме-фильм режиссёра Хаяо Миядзаки, выпущенный в 1997 году студией «Гибли», — мгновенно обработал данные Коннор.
— Это мой самый любимый мультфильм! Он уже старенький, но до чего же красивый. Мне так нравятся главные герои и то, как они борются с плохими последствиями технического прогресса за спасение природы. Это очень глупо, конечно, но
— Я не думаю, что эти мечты глупые. Мне даже кажется, они тебе идут.
— Как ты странно и хорошо сказал… — Она воодушевлённо скривила бровки. — «Мечты тебе идут». Вроде ерунда какая-то, но как же всё-таки хорошо звучит!
Взгляд Коннора вдруг переместился с лица Мари за её спину, прямо на приближающегося к своему рабочему месту Андерсона.
— Бездельничаешь тут что ли? — весело гаркнул Хэнк, плюхнувшись в кресло и устало кинув коробку с недоеденными пончиками в угол стола.
— Завидуешь моей приятной компании? — сыронизировал Коннор и смешливо наморщил лоб.
— Хах, ещё бы! Сегодня всё утро общался со свидетелями по делу того убитого богатенького мужика, чьё наследство теперь делят «неутешные» родственнички: сплошь душнилы, чтоб их… я чуть не воспламенился, когда подходили к последнему свидетелю.
Мари повернула к лейтенанту взволнованную моську и дружелюбно улыбнулась ему:
— У вас очень приятная хрипотца в голосе, как у сказочного мудреца. Так успокаивает.
— Скажешь тоже, малявка.
Растроганный комплиментами ребёнка Андерсон пожалел, что она так не вовремя сказала эти добрые слова о его сварливых причитаниях: «Знал бы, что хвалить станет, подготовился бы что ль, сказал чего поумнее, дурень старый».
— Выяснил что-нибудь полезное? — обратился к напарнику Коннор.
— Извини, малая, но нам с твоим другом нужно обсудить дела с глазу на глаз.
— Ну, вот, — на выдохе грустно отозвалась Мари, слезла с кресла и направилась к отцовскому столу.
— Мари! — окликнул её Коннор. — Если когда-нибудь снова захочешь, можешь говорить со мной о своей «чепухе» сколько душе угодно.
— Ладно. Ты как раз ещё ничего не рассказал о своей. — Она деловито положила руки на пояс. — Я бы послушала.
И как только Мари отошла, Коннор вдруг обратил к Хэнку взволнованный взгляд и тихо бросил:
— Пожалуйста, не говори ей.
— Не говорить чего? — Андерсон настороженно вздёрнул подбородок.
— Что я машина. Насколько это будет возможно, не подавай даже вида.
— Это что за глупые прятки?
— Просто… не надо. — Коннор понизил тон и вернул себе безмятежный вид. — Она испытывает неприязнь к андроидам, но ей вроде нравится говорить со мной.
— Гениально! — с усмешкой огрызнулся Хэнк, сложив руки на груди и откинувшись на спинку кресла. — Ты решил
— Я прошу тебя, — в голосе Коннора были мольба и решительность. — Не думаю, что это продлится долго. Она испытывает ко мне благодарность за то, что было в ноябре, и просто хочет как-то её проявить. Ей, похоже, одиноко: так удивилась, что я стал её слушать…
***
Он не размышлял над тем, как это случилось. Не задавал себе вопросов, не искал весомые причины. Мари плавно и неизбежно становилась частичкой прожитых дней, уютным настоящим, неминуемым будущим. Иногда ему чудилось, что механизмы в его теле замирали, когда над участком разносилось её громкое «Коннор!», и она влетала в распахнувшиеся стеклянные двери, принося с собой ветер новой осени в спутанных волосах, грязь на ботинках и охапку чудных историй в придачу.
«Коннор, посмотри!.. Коннор, представляешь!.. Коннор, ты не поверишь!.. Коннор, тебе грустно?»
То, что не должно было продлиться долго.
По какой-то причине этому маленькому человечку было дело до того, о чём он думает, о чём мечтает, чем когда-то жил. Долгое время Хэнк был его единственным другом, и Коннор свыкся с тем, что на работе у него будут лишь коллеги. Коллеги, которые его терпят или презирают: кто молча, кто открыто. Фаулер проявлял сдержанность и такт, Крис пытался быть дружелюбным, Гэвин, как и прежде, не стеснялся широкого спектра чувств, прочие предпочитали холодность и профессионализм. Для них он остался машиной. У них такие прежде смиренно стояли вдоль стен и выполняли свои функции. Никто в серьёз не верил, что Коннор мог просто жить.
И он боялся, что однажды кто-нибудь не сдержится и даст об этом знать. При ней. Ложь больно кусала за язык, проникала вместе с током в металлические внутренности, неслась вместе с голубой кровью по искусственным жилам и становилась всё больше. Больше него самого. Так нужно. Он всё исправит. Когда-нибудь. Не сейчас. Не до этого. Ведь сейчас она бежала прямо к его столу, запрыгивала в кресло вместе с ногами — столь привычная теперь картина — и без устали начинала щебетать обо всём, что любила.
Сегодня Мари принесла ему кофе — крохотное чудо в унылом царстве повторяющих друг друга дней. Коннор покрутил в руке цветастый бумажный стаканчик, на котором старательно было выведено синими буквами его имя — размашистым почерком со скруглёнными буквами, каким писала Мари.
— Ты что, потратила на это карманные деньги? Не стоило, правда.
— Почему ты вечно такой? — проворчала она, недовольно поджав губы.
— Какой?
— Бухтишь, когда я пытаюсь заботиться о тебе. Неужели не можешь просто сказать «спасибо, Мари» — и пить, будто ничего необычного не случилось. — С важным видом сложила руки в замочек.