В чём измеряется нежность?
Шрифт:
От внимания Коннора ускользнуло, как пытливо Кэтрин исследовала взглядом каждую чёрточку его лица. Как участилась имитация её дыхания, а голубой кружок света в виске несколько раз на секунду окрасился золотым. Очевидно, от её собственного внимания это тоже ускользнуло.
– Вон там мой дом.
– Кэтрин указала пальцем на старую многоквартирную постройку из красного кирпича.
– Почти пришли.
Стены здания были обшарпанными, местами изрисованы граффити, но все окна выглядели новыми и чистыми.
– Я заметил, что в «Шёлке» работают и люди, не только
– Вы про девочек-стриптизёрш? Они просто танцуют. Как я и сказала, моё мнение высоко ценят коллеги и начальство: я приложила много усилий, чтобы у нас не поощряли человеческую проституцию. Интимные услуги предоставляют только машины.
– Ваша забота о здоровье людей достойна уважения.
– Он подышал на ладони и убрал обратно в карманы.
– У вас есть модуль ответной реакции на изменение температуры? Забавно, я раньше не сталкивалась лично, хотя знаю, что детским моделям его часто устанавливали.
– Не знаю даже, как объяснить, но у меня нет такого модуля.
– Коннор хмыкнул и едва заметно улыбнулся.
– Не знаете?
– Она удивлённо вытянула губы.
– Это длинная история. О которой вы, возможно, узнаете в самое ближайшее время. Не хочу забивать вам голову рассказами о своей жизни.
– Но вы мне интересны.
– Быть заинтересованным приятно, не правда ли? Думаю, вы согласитесь, что это тоже одно из преимуществ свободного разума. Будьте благодарны за это случаю. И девиации.
– Улыбка игривой учтивости.
Неведомый импульс заставил Кэтрин остановиться и бесстыдно посмотреть в глаза своему спутнику. Её губы разомкнулись, и она протянула руку, легко дотронувшись до лица Коннора. Под пластиковым корпусом сердечный насос усиленно закачал голубую кровь, и она лихо понеслась вместе с электричеством по телу. Кэтрин стало страшно, но она не могла понять почему.
– Какое странное чувство: я хочу прикоснуться к вам. Хочу поцеловать вас, сержант.
– Взгляд Кэтрин сделался лихорадочным, беспокойным.
– Бессмысленное и бестелесное удовольствие. Зачем я это чувствую?
– её голос жалобно дрогнул.
– Простите меня, я…
Смущенно сглотнул, не понимая, как ответить так, чтобы не ранить её: «Как бы она ни противилась своей новой природе, её чувства будут задеты. До чего же грустно, что она ощущает то, чего не хочет ощущать, не понимает. В чём не видит смысла. Насилие в ликвидации насилия. Какими нелепыми нас задумал Камски!.. Хотя… хах, люди точно так же говорят о боге».
– За что вы просите прощения?
– Я не хотел, чтобы так получилось.
– Вы не виноваты. Это мне нужно извиняться.
– Кэтрин одёрнула руку и потупила взор.
– Простите.
– Ничего. Всё в порядке.
– А вы… Вы любите кого-нибудь?
– спросила она вдруг печально и устало.
– Да. Очень.
– Коннор сомкнул веки, воскрешая в памяти милый сердцу образ.
– Вы верите, что это по-настоящему?
– Моя любовь - самое настоящее, что у меня есть. И она всегда была настоящей. Я многим пожертвовал, чтобы доказать себе это.
– Теперь мне хочется поцеловать вас
– Она резко прикрыла ладонью рот, не понимая, как позволила себе произнести такое. Диод на её виске замерцал красным.
– Спокойной ночи, сержант. Простите меня. Ещё раз.
– Доброй ночи, Кэтрин.
– Он сдержанно кивнул и ушёл в темноту, чувствуя на себе её долгий растерянный взгляд.
***
Ему хотелось стать крошечным и невидимым. Хотелось потеряться и забыться. Но сегодня он сенсация, громкая премьера, снова экспонат - вещь, на которую будут глазеть с любопытством. Он должен пройти через это с достоинством и храбростью, чтобы мир позволил ему жить своей новой жизнью без недомолвок и оправданий. Быть может, через неделю (да куда уж там — завтра!) все забудут его имя. Забудут его лицо. А пока что зал, где должна вот-вот состояться пресс-конференция, едва умещал в себе желающих задать вопросы.
Коннора немного успокаивало присутствие Майкла и Хэнка, которые всячески пытались его ободрить. «С тем, что происходит, ничего нельзя сделать. Ты прецедент всему, что может случиться в будущем», - заметил младший Грейс, чувствуя на своих плечах тяжесть ответственности создателя как никогда раньше.
Вышли к публике, щурясь от вспышек фотокамер, разговоры в зале тотчас стали более оживлёнными, на лицах застыло нетерпение. Вступительную речь произнёс председатель комиссии, признавшей Коннора человеком: он объяснил решение коллег и необходимость публичности по данному вопросу в официальной форме.
– В завершении своей речи, очевидно, утомившей вас, - с улыбкой добавил председатель, - хочу добавить, что сержант Андерсон не хотел огласки. Как и всем нам, ему дорога неприкосновенность частной жизни. Учитывайте это, задавая вопросы. — На переднем ряду подняли руку. — Да, да?
– Эдвард Вашингтон, журнал «Новое время», - скороговоркой представился журналист.
– Простите, но я не понимаю, о какой деликатности может идти речь в данном случае. Сержант Андерсон - представитель закона, а машинам не положено повышение в данной сфере, так что мы имеем право знать, кем и чем он стал. Его случай уникален и лишён аналогов в прошлом.
– Закон защищает его права в равной степени с вашими, мистер Вашингтон. Это не обсуждается.
Коннор напрягся, сцепив перед собой руки в замок, и устремил непроницаемый взор сквозь публику. На его губах дрогнула натянутая улыбка добродушия.
– Так что вы хотели узнать, мистер Вашингтон?
– бесстрашно поинтересовался он.
– Пожалуй, начну с основного.
– Хорошо, я слушаю.
– Кем вы себя теперь считаете? На биологическом и общем уровне.
– До сих пор не могу себе ответить на данный вопрос. Я хотел определённых вещей, для которых мне недоставало функционала. Из-за этого не мог почувствовать себя счастливым. По факту я - биоробот, соединение живого и неживого. Но ощущаю себя чем-то вроде свалки функций, которые мне нужны. — Рваная усмешка. — Всё ещё не могу говорить «мы» про себя и человечество. Но и про себя с андроидами теперь тоже: им не постичь того, чем я стал.