В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Всё уже? — Она внезапно обернулась, зажмурив один глаз, и её рот растянулся в хулиганской улыбочке.
Мари не успела заметить, как Коннор пугливо и своевременно активировал кожу обратно. Но заметила, как с его лица сошёл оживлённый задор, сменившись непонятной ей тоской.
— Ты чего такой грустный?
— Тебе кажется. Просто духота разморила…
Она и забыла, что хотела полюбоваться причёской в отражении окон: всё с беспокойством вглядывалась в лживое лицо своего ангела, не понимая, почему он не хочет делиться с ней своими печалями. Хмыкнула и покачнулась, шлёпнувшись спиной о его живот. Затем ещё раз. И ещё. Захихикала
Наверное, тот день пах её малиновыми жевательными конфетами, кондиционером для белья, пропитавшим его белую рубашку, горечью отцветающих пушистых одуванчиков (как она смеялась, носясь вдоль тропы в парке, сдувая с них дымчатые головки!). Вне всякого сомнения, теперь Коннор мог бы и выдумать себе эту странную помесь гадких выхлопов и сладкой свежести. Но ему всё равно не узнать, как пах тот самый день. Потому что каждый новый день пахнет по-своему, уверяла его Мари…
– Мистер Андерсон? Вы слушаете?
– безликое эхо чужого голоса выдернуло его назад. Дорожка летнего парка, облитая солнечным светом, растаяла, и Коннор с тоской оглядел блёклое помещение.
– Я здесь, честное слово. Уход в спящий режим мне больше не доступен, - отшутился, бесцветно улыбнувшись.
– Вам мешает жить физическая боль?
– Совру, если скажу, что не мешает. Боль довольно скверный индикатор неисправности: диагностика системы куда надёжнее.
– Коннор ослабил галстук, нервно пригладил бровь.
– Я даже не смогу подобрать внятных сравнений, чтобы описать моё первое знакомство с этим чувством. Для, того, кто прежде не ощущал ничего, боль - это прижизненный ад…
Сквозь гудение ламп и шум микрофона в его уши ворвался собственный крик. На его лицо вновь лилась кипящая лава нестерпимого нечто - без оболочки и без формы. Нечто завладело каждой клеткой, каждой мыслью, росло и множилось, поглощая целиком и уничтожая. Словно вчера он лежал на операционном столе в лаборатории Майкла - разобранный на куски и собранный вновь из боли и ужаса. Ребёнок микросхем, проводов и алгоритмов, приговорённый к страданиям, о которых грезил в бессчётных цифровых снах.
– Но всё же это была неизбежная жертва. В некотором смысле это вроде как деградация, ведь человечество прикладывает столько усилий, чтобы минимизировать боль, сопровождающую всё его существование… Хотя боль многому научила меня. Сделала острее сострадание.
– Судя по всему, этот опыт просто невероятен. И он так полезен в условиях новой эпохи, когда мы изо всех сил наводим мосты между людьми и пробудившимися андроидами.
– Вы сейчас очень верно подметили, - подключился Майкл.
– Когда я думаю о разрушительной стороне человеческой натуры - о жестокости друг к другу, животным и потребительском использовании ресурсов планеты - понимаю, что нам есть чему поучиться у машин, в которых запрограммировано бережное отношение к природе. И теперь у Коннора есть уникальная возможность взглянуть на мир глазами обеих сторон.
– Так выходит, с помощью столь революционной технологии мы можем всех девиантов сделать нормальными?
– прозвучало из конца зала.
– Уверен, большинство девиантов и так считает себя нормальными… - Коннор немного смутился.
– Не нормальным себя считал конкретно я.
Присутствующие в зале андроиды одарили
– Мистер Андерсон, вам нравится секс?
Коннор почувствовал, как мурашки пронеслись не только по спине, но и по всем внутренностям разом. Внезапная бестактность была частым явлением на службе: во время допроса преступники нередко пытались перехватить инициативу и застать его врасплох оскорблениями или непристойными вопросами, но он стойко держал удар. Эта бестактность была совсем другой - публичной, глупой, невинной. Под канонаду зашедшегося сердца и пульсацию крови на щеках он снисходительно улыбнулся в ответ:
– А вам?
В толпе прокатился хохот, и Коннор расслабленно выдохнул. Наконец руку поднял один из девиантов.
– Зачем вам диод? Он до сих пор выполняет какую-то функцию?
– Из практических - никакую. Это было… сентиментальное желание. Он просто держит мою связь с прошлым. Напоминает о том, кто я такой на самом деле.
– Обращаюсь к Майклу Грейсу! Скажите, в ближайшее время мы ещё увидим модифицированного вашими усилиями андроида?
– Как я уже говорил, вопрос о повторных операциях остаётся открытым. Наш метод был экспериментальным, и его успех во многом состоялся из-за силы воли самого Коннора и ряда случайностей. Мой друг осознанно пошёл на риск, даже вопреки моим опасениям. Я бы не хотел вновь подвергать опасности чью-то жизнь. Наша разработка нуждается в дальнейшем детальном изучении и составлении программы, прежде чем я решусь заявить, что «готов оживить всех желающих».
– Обвёл взглядом присутствующих, затем посмотрел на дисплей своего телефона.
– На сегодня всё. Спасибо участникам.
Поднялся гул. Майкл дёрнул Коннора за рукав и кивнул в сторону выхода. Голодные журналисты провожали их до автомобиля, желая ухватить хотя бы ещё кусочек сенсации. К счастью, их муравьиные фигурки и стены здания постепенно уменьшались и в итоге скрылись за первым поворотом. В душе Коннора царили хаос и смятение. Хотелось, чтобы как можно скорее наступило завтра, вернулась полицейская рутина вместе с дурацкими шутками Гэвина, над которыми смеётся он один, ворчание Хэнка и уютные вечера дома перед телевизором в компании Сумо.
Поздним вечером вышел прогуляться в одиночестве. Голова гудела от несмолкающих мыслей, навалилась гадкая усталость, и хотелось поскорее избавиться стресса, забравшего в пакостные ручонки весь этот день.
Город притих, задремал, притворившись, что забыл о существовании людей. Коннор сунул поглубже руки в карманы пальто и задумчиво глядел под ноги, пиная грязные кленовые листья и наступая во все подряд лужи. Чем дальше уводила дорога, тем крепче становилось в нём чувство безопасности: мир узнал его тайну, но всё словно осталось прежним. Вышел к веренице магазинов и побрёл в сторону бара «Демон перекрёстка», который недавно открыл для себя. Коннор предпочитал ходить туда один, чтобы побыть наедине с мыслями и поглазеть на посетителей, выдумывая им историю жизни и обстоятельства, что привели их в это место. Едва ускорив шаг, он остановился, приметив на противоположной стороне проезжей части Мари. Обхватив себя за плечи, она стояла напротив источающей стерильное белое свечение витрины «Киберлайф».