В чужом небе
Шрифт:
Готлинд замолчал.
Кандидата в цари на выстроенной на скорую руку трибуне сменил Чёрный барон. Он точно также грозил и обещал все мыслимые казни на головы тех, кто виновен в гибели цвета добровольческого движения. Обещал, что в честь погибших будут названы полки в созданных недавно дивизиях. Значит, будут теперь не только дроздовцы, вешняковцы и бельковцы, но и хрипуновцы, второвцы и боровинцы. Последних, уверен, станут за глаза боровами звать, как тех же дроздовцев - дроздами, и это станет поводом для дуэлей. Уж до этой забавы наше офицерство охоче в любые времена - мне ли не знать. Особенно теперь, когда дуэли запрещены.
–
– Быстренько найдут крайних и поставят к стенке, - буркнул я.
– А настоящего убийцу не схватят никогда.
– Ты так уверен в собственной безопасности?
– глянул на меня с сомнением Гневомир.
Говорить на подобные темы в строю, пускай и в задних шеренгах, да ещё и по-имперски, было с одной стороны крайне опрометчиво. С другой же, можно быть уверенным, что тебя никто не подслушает. Вокруг достаточно шума, который принято называть фоновым. Кроме нас ещё много кто негромко переговаривается, создавая его, так что услышать можно лишь ближайших своих соседей по строю. А моими были Гневомир и Готлинд.
– Лучшее доказательство - князь Росен, - ответил я.
– Он уж точно знает, кто виновник гибели полковников, но молчит. И делает вид, будто меня на свете вовсе нет.
– Значит, у него своя игра, - пожал плечами Гневомир.
– Но мы теперь знаем главное - в окружении претендента на престол есть агенты нашего врага.
– Но мы не знаем, что с этим делать, - сказал я.
Кое-как доковыляв до своих, я рухнул на койку и отключился ещё почти на полтора суток. За это время организм мой сумел привести себя порядок, и доктор, осматривавший меня в госпитале, только диву давался скорости выздоровления. К сбору всех войск Урдской армии я уже держался на ногах и вполне мог встать в строй вместе с остальными летунами нашей эскадрильи. Не особенно удивился я присутствию на сборе князя Росена - почему-то после его визита к командиру гайдамаков я был почти уверен, что он по меткому выражению Гневомира, агент нашего врага.
Но что меня удивляло особенно сильно - так это тот факт, что князь не прикончил меня, пока я валялся в госпитале. Ведь я был полностью в его власти - почти беспомощный, перемолотый его кулаками, прикованный к койке. Но он так и не пришёл, чтобы закончить начатое в той проклятой слободке.
– И всё же я его знаю, - снова прошипел себе под нос Готлинд.
– Знакомое лицо... Но где, где, где я мог видеть его.
Чёрный барон, назначенный главнокомандующим, отдал приказ расходиться, и мы начали группами покидать площадь. Всем сразу было не разойтись и, чтобы избежать давки, мы не особенно спешили. Тем более что сейчас, когда общий гвалт усилился, можно было продолжить разговор.
Претендента на царский престол окружили телохранители в зелёной форме - теперь они сопровождали его всюду - и таким кортежем они прошли до автомобилей. Их было пять - три для царя, Чёрного барона и Гетмана - ещё в двух ехала охрана. Кроме того их сопровождал теперь внушительный конный конвой уже из блицкриговских улан, посверкивающих на предзимнем солнце остриями пик.
Мы медленно шли к ближайшему выходу с площади. Рядом шагали остальные летуны эскадрильи во главе с Бригадиром и Аспирантом. Вряд ли кто из них многое понял в пламенных
Волею судьбы мы оказались рядом с группой офицеров в форме адмиральской директории. Они носили царскую ещё форму, чем отличались и от добровольцев, только нарукавные нашивки у них заменяли погоны, отменённые ещё в первые дни Революции.
– Жалко Вепра с нами нет, - долетел до нас обрывок их разговора.
– Вот уж рубака был каких поискать.
– Да, - подтвердил другой офицер сгинувшей вместе с Баджеем Директории, - и мужичьё вокруг себя собирать умел. Чуяли в нём барина. Да эта образина его... Как бишь его звали-то?
– Избыгнев, - выпалил неожиданно громко Готлинд.
– Это Избыгнев!
На него обернулись, поглядели с удивлением. И мы с Гневомиром, и шагающие не так далеко офицеры Директории.
– Ну да, - кивнул один из них, - так его и звали. А вы имели какие-то дела на Севере?
– Имел, - кивнул Готлинд, явно старающийся выйти как можно скорее из неловкого положения.
– Уж не снабжали ли вы Аврелия Вепрева из Баджея?
– тут же задал новый вопрос офицер Директории.
– Я кажется смутно припоминаю вас среди наших летунов.
– Да, - ухватился за соломинку Готлинд.
– Я квартировал у Божирадовых.
– Я знал одного из них, - как родному обрадовался Готлинду офицер.
– Погиб парень, когда косорылые налёт устроили. Он с местными их сдержать попытался - да куда там. Крестьяне князя Масхождана разбежались при одном виде народных конников. Сколько их не натаскивали, как ни вооружали, а они крестьянами остались.
– А папаша его гад был, - с неожиданной злостью почти выплюнул второй, - всё про косорылую амнистию говорил. Мечтал вернуться на родину и служить косорылому государству.
На этом мы разошлись - дорога к дому, где жили офицеры Директории, вела в противоположную от наших квартир сторону. Но Готлинда просили напоследок обязательно заглянуть и вспомнить за бутылочкой баджейские времена. На нас с Гневомиром, как друзей летуна, это приглашение также распространялось.
– А теперь может объяснишь, в чём дело?
– спросил у него на редкость едким тоном Гневомир.
– Когда эти двое заговорили о Вепре, я понял, где видел князя Росена, - начал Готлинд, но тут его перебил услышавший наш разговор Оргард, тот уже научился немного понимать по-урдски и был рад всем продемонстрировать свои познания.
– Да какой он князь, - встрял Оргард в наш разговор со своей обыкновенной непринуждённостью, - он же типичный фюрст блицкриговский, а князем его назвали, чтобы не резало слух. Фюрст и вдруг при урдском царе состоит.
В его словах была известная доля истины - вот только я слабо представлял, для чего нам нужна эта информация. Являлся ли Росен урдским князем или блицкриговским фюрстом - главное, он был нашим врагом. И врагом крайне опасным, так как убить его было почти невозможно.
– Ты тоже должен его помнить, Гневомир, - не обратив особого внимания на слова Оргарда, заявил Готлинд.
– Помнишь тайгу и Вепра. Его правую руку, Избыгнева, мужика громадного с диким лицом, который и не говорил толком, а рычал.