В чужом небе
Шрифт:
А «Несгибаемый» же продолжил движение. Теперь его пушки разворачивались крейсерам другим крейсерам жёлтой эскадры.
Я заложил некрутой вираж, направился к флагману котсуолдцев. Вряд ли я сумею дотянуть до «Карадока». Мой «Ньюпор» уже дышал на ладан. Двигатель работал с перебоями, по нему то и дело проскакивали искорки. Датчик антиграва всё время моргал красным. Аэроплан сильно рыскал, отзываясь на каждое движение штурвала порой совершенно непредсказуемо. Я едва дотянул до палубы «Несгибаемого» и попросту уронил на неё свой «Ньюпор». Он даже пары саженей проехать уже не смог. Стойка шасси подломилась, и аэроплан завалился
Я устало стянул с головы промокший от пота шлем. Теперь надо найти командира палубной авиации «Несгибаемого» и узнать - выдадут мне ещё одну машину или оставят куковать до конца сражения.
Но прежде чем я нашёл его, на палубу стремительно опустились четыре «Спитфайера». Из первого вылез коронель Брондри. Я остановился даже на минуту, невольно залюбовавшись отличными боевыми машинами. Вряд ли мне придётся посидеть за штурвалом одной из таких. Брондри заметил меня и сделал приглашающий жест. Я подошёл к нему поближе. Коронель, рядом с которым стояли остальные летуны его звена, вынул пачку сигарет и закурил. Предложил мне, но я вежливо отказался.
– Правильно, - кивнул он, усмехнувшись, - курение убивает.
– Да, да, - подхватил явно привычную шутку один из летунов, - сигареты убьют тебя раньше Блицкрига или жёлтых.
– Вы возвращаетесь в небо?
– спросил я зачем-то у Брондри, хотя это и так было ясно, как день.
– Нет, - коронель закурил и сделал неопределённый жест левой рукой.
– Отлетались все на сегодня. Торпедоносцы мы посшибали, не без твоей помощи, а больше в небе делать нам нечего. Корабли слишком близко сошлись - небо уже не с овчинку, а меньше стало. Нам там места не осталось. Возвращаемся в нашу кают компанию. Будем пить и вспоминать тех, кто не вернулся.
– А вы ведомого моего не видали?
Даже не знаю, зачем задал этот вопрос. Ведь нельзя сказать, что Редар стал моим другом за эти часы. Он всё-таки был приставлен ко мне, как палач, и я этого не забывал.
– Сгорел он, твой ведомый, - ответил один из летунов звена Брондри.
– Когда тебе на хвост сел жёлтый, он попытался прикрыть тебя, но получил очередь прямо в мотор. Вниз ушёл отвесно, даже в штопор не свалился. Скорее всего, его самого той же очередью и убило.
– Вот и тебе уже есть, кого с нами вспомнить, - махнул мне рукой Брондри из Тары.
– Идём с нами, урдец, этот бой сделал нас братьями по крови и небу.
Я слышал, что летуны часто относят себя к какой-то особой касте. Так было со времён первых полётов, когда в небо поднимались ещё на обычных аэропланах, без антигравов. Всех остальных, даже матросов и офицеров воздушного флота, они числили людьми едва ли не низшего сорта. А потому заявление от коронеля о том, что я стал братом летунам их звену, стоило дорого. Очень дорого. И вскоре мне предстояло в этом убедиться.
Кают компания у летунов на борту «Несгибаемого» была своя. Они никогда не отдыхали вместе с офицерами крейсера. Так было заведено почти во всех небесных флотах мира. Вроде бы только нейстрийцы не придерживались этой традиции.
Сегодня в ней было сильно накурено, и стоял крепкий дух десятка немытых мужских тел. Все иллюминаторы были закрыты броневыми щитами и внутри горел безжизненный свет электрических ламп. Вентиляция плохо справлялась с сигаретным дымом, а курили почти все летуны, что собрались здесь. Пили мы почти не закусывая. Раз за разом опрокидывали стаканы с тёмным крепким напитком, который летуны называли ишки. В глазах быстро помутнело, движения стали замедленными.
Я покачивался на стуле, почти не слушая, что говорят остальные летуны. Мне не было до этого дела. Не было мне дела и до сражения, которое шло за броневыми листами обшивки. Я был почти уверен, что котсуолдцы разбили жёлтых. После того, как флагман врага упал на Бадкубе, объятый пламенем, вряд ли жёлтые сохранили боевой запал. Скорее всего, они отступают. Возможно, прямо сейчас потрёпанная эскадра Котсуолда разворачивается, чтобы вместе с танкерами покинуть, наконец, пределы Урда.
Потом в кают-компанию вошли люди в знакомых мне куртках на меху и шлемах. Это были воздушные пехотинцы. И пришли они за мной. Офицер, командовавший ими, велел мне подниматься. Я не стал спорить, попытался встать. Однако после выпитого ишки, это оказалось не так-то просто. Пришлось ухватиться за угол стола - ноги внезапно отказались служить мне. Колени подогнулись, и я едва не повалился мешком на палубу.
– Поддержите его, - махнул рукой своим бойцам офицер воздушной пехоты.
Солдаты шагнули ко мне, но тут на их пути вырос такой же пьяный, как и я, если не сильнее, коронель Брондри из Тары.
– Что вам надо от этого летуна?!
– выпалил он, стараясь придать голосу грозный, начальственный тон. Получалось, надо сказать, не слишком хорошо, уж очень сильно заплетался язык коронеля. Даже понимать его и было сложновато.
– Забираем по подозрению в шпионаже, - отчеканил офицер воздушной пехоты.
– Посидит на гауптвахте. Приказ коммодора Дадри.
– При всём моём уважении к коммодору, - отрезал Брондри, - летуны не в его власти. Я командир лётной части «Несгибаемого» и без моего одобрения никого из летунов арестовывать не будут.
– Но это урдец, - опешил офицер воздушной пехоты, - он...
– Он дрался вместе с нами в небе и сбил торпедоносец жёлтых, - отрезал Брондри, казалось, он трезвел с каждым сказанным словом.
– Но...
– Хватит!
– громче прежнего рявкнул на несчастного офицера Брондри.
– Этот урдец под моей защитой - так и передай коммодору. Или под моим конвоем, если ему так будет спокойней. Если что-то выкинет, у всех нас есть револьверы, как-нибудь сумеем справиться с ним.
Молодой офицер совсем поник. Идти на открытый конфликт со старшим по званию дело совсем неблагодарное. Из него ведь могут в конечном итоге сделать козла отпущения. А так он просто доложит командиру, что привести урдца не удалось. А там уж пусть начальство само разбирается - насколько им нужен этот урдец, чтобы ссориться из-за него с коронелем.
Воздушный пехотинец отдал честь и покинул со своими людьми кают-компанию. Брондри почти рухнул на стул. Я последовал его примеру, правда, едва не промахнулся под общий хохот летунов. Но смеялись надо мной совсем не обидно, а просто по-дружески. Почти сразу в руке у меня оказался очередной стакан с ишки, а кто-то произносил новый тост. Значит, надо пить. Я сделал большой глоток огненного напитка, он промчался по горлу и ухнул в живот комком яростного пламени. А потом был ещё один такой комок, и ещё один, и ещё, и ещё...