В чужой стране

Вольф Абрам Яковлевич

— Что случилось, Трис? — спросил он, глядя ему в лицо.

— Они схватили Жульяна, Констан, — не поднимая головы, ответил Трис.

— Жульяна? — Шукшин невольно отпрянул. — Не может быть…

— Да, Жульяна…

Жульян остался ночевать в Мазайке, утренним поездом он должен был уехать. Ночью его дом окружили гестаповцы. Под подушкой у Жульяна лежал пистолет, но он не стал стрелять: документы у него были надежные и он надеялся, что снова проведет немцев, как проводил до этого не один раз. Но гитлеровцы знали, что перед ними Жульян Макенбек, партизанский комендант.

Его выдал кто-то из «черных».

— Какого товарища потеряли… — с болью сказал Шукшин.

— Ночью взяли еще четырех наших, здесь, в Мазайке, — сказал Трис. — Вам надо уходить отсюда. Быстро уходить. Скоро придет Гертруда. Идите с ней.

— А ты останешься здесь?

— Да. Я должен все узнать. Мы пойдем на все, чтобы спасти командира.

Гертруда пришла уже перед вечером. Она знала об аресте Жульяна, но лицо ее, казалось, не выражало ни беспокойства, ни горя. Только в глазах больше не было ни веселого, озорного блеска, ни улыбки.

Не раздеваясь, она сказала русским:

— Жеф ждет вас в лесу у Нерутры. Он сказал, что надо спешить, в городе готовится облава.

Хозяйка молча стояла у двери и с тревогой посматривала то на Шукшина, то на Гертруду. Она понимала, что партизанам угрожает большая опасность.

— Хорошо, сейчас пойдем, — Шукшин постучал в стену тайника, в котором находились Трефилов и Чалов. — Собирайтесь, уходим!

Елена подошла к Шукшину, тронула за руку.

— Оставайтесь… В моем доме вас не тронут. Кому нужна старая Елена? Я выходила на улицу… В городе много бошей, солдаты стоят на всех углах.

— Нет, Мать, мы пойдем. Там мы рискуем одни, а здесь и тебя… У тебя дочь. Нельзя!

Елена вышла из комнаты.

— Как пойдем, Виталий? — спросил Шукшин Трефилова, засовывая пистолет в карман пиджака.

— Вы с Гертрудой, а я с Чаловым. Сначала выйдем мы. Через город поезжайте в трамвае…

Трефилов и Чалов спустились вниз. Шукшин подошел к окну, проследил, как они пересекли улицу и скрылись в густой сетке дождя.

— Ну, пойдем, Гертруда! Где же Мать? Надо проститься с ней.

Елена встретила их на лестнице.

— Здесь белье, Констан. Тебе и ребятам… — она протянула большой сверток.

— Спасибо, Мать!

— Ступайте, с богом! — Елена перекрестила их, поцеловала Гертруду. — Дети мои…

Трефилов входит в роль

Жеф встретил Шукшина недалеко от деревни Нерутры, у мельницы. Он сказал, что взвод Базунова ушел в район Эллена, Марченко со своими партизанами занял лес между Нерутрой и Опутрой. Маринов и Новоженов ушли и свою старую землянку.

— Они ждут тебя.

— Трефилов и Чалов не проезжали?

— Нет. Я их встречу, не беспокойся.

Несмотря на позднюю ночь, Маринова и Новоженова Шукшин застал за работой. Один вычерпывал банкой воду, заливавшую землянку, а второй делал настил из сосновых веток.

— С самого утра авралим! — зло проговорил Маринов, с трудом разгибая спину и держась за поясницу. — По колено воды было… В декабре такой дождь! Хоть пожарную помпу ставь.

— Завтра

канавы для стока воды выроем, меньше заливать будет, — ответил Шукшин, усаживаясь на кучу веток. Ноги его гудели от долгой ходьбы, во всем теле ощущалась слабость. Последнее время он снова стал плохо себя чувствовать, все чаще мучили приступы головокружения.

Новоженов и Маринов сели рядом с командиром. — Может, покушаете, Константин Дмитриевич? — спросил Петр.

— Нет, не хочу.

— А то мы тут телкой разжились…

— Какой телкой? — Шукшин косо, настороженно взглянул на Новоженова.

— Немцы гнали стадо, а телка отбилась. Я ее тут, в лесу, поймал. У крестьян не возьмем. Разве я не понимаю?

— Смотри, Петр! Читал, что гитлеровцы о нас в газетах пишут? Пугают население русскими бандитами.

— Надо предупредить ребят, Константин Дмитриевич, чтобы они не связывались с «черными», — сказал Маринов, отжимая брюки. — Я считаю, что расправа с бельгийскими предателями — это дело самих бельгийцев.

— А ежели они в гестапо работают, я тоже должен их обходить? — недовольно проговорил Новоженов. — Он в меня из пистолета, а я перед ним кланяйся? С добрым утром, герр фашист… Так? Так, Константин Дмитриевич?

Шукшин, раздумывая, снимал с губ крошки табака.

— Тут дело политическое, Петр, можно дров наломать. Черт ее знает, как тут сложится после войны. Еще скажут, что вмешивались в их внутренние дела. Нет! Без особой нужды ввязываться не надо. — Шукшин повернулся к Маринову, спросил — Радио слушал, какие новости?

— Новости отличные, Константин Дмитриевич. Красная Армия наступает на фронте от Гомеля до Днепропетровска. Битва за Днепр выиграна, это ясно. Вчера освободили Черкассы и Александрию… Расчеты немцев задержать наступление наших войск на Днепре провалились!

— Да, наступление идет безостановочно, — раздумчиво проговорил Шукшин. — По всему видно, что враг надломлен, что у него уже нет сил изменить положение на фронте.

— Безусловно! — горячо сказал Маринов. — Безусловно! Но сопротивляется он бешено. Много крови еще прольется… А второго фронта так и нет!

— Черчилль — он Черчилль и есть. «Друг» известный! — вставил Новоженов. — Империалистам нашей крови не жалко…

— Что верно, то верно! — отозвался Маринов. — Хотят на чужой шее в рай въехать… Вы деритесь, истекайте кровью, а мы придем на готовое и вам и немцам свою волю продиктуем… Сволочи!

— Как бы они с этими расчетами на мель не сели, — зло усмехнулся Шукшин. — Они нашей сущности не понимают. Разве Красная Армия слабее стала за два года войны? В десять раз сильнее! — Шукшин придвинулся поближе к коптилке, посмотрел на часы. — Четвертый час… Где же Трефилов с Чаловым? — Помолчав, он обратился к Маринову: — Завтра пойдем с тобой, Григорий Федорович, по взводам. Надо поговорить с людьми, разъяснить обстановку. Партийно — политическая работа в этих условиях особенно необходима. Много всяких вопросов… Я решил назначить Трефилова комиссаром отряда. Парень он политически подготовленный, в Особом отделе работал, и народ его любит.