В чужой стране
Шрифт:
— Порядком. Я приказал распределить по отрядам. Может, поужинаем? Проголодался, как волк…
После ужина, который на этот раз был настоящим пиршеством, прибыл связной четвертого отряда Резенков. Он передал, что ночью в Нерутру приедут Силиве и руководитель айсденских коммунистов Вилли.
— Листовка готова? — спросил Шукшин Боборыкина, чинившего свой велосипед.
— Готова, Константин Дмитриевич! Написали так, что за самое сердце берет…
— Читай!
Боборыкин развернул листок и, заметно волнуясь, начал читать:
«Товарищ! Родина спрашивает тебя, своего сына: что ты сделал для своего народа и советского
Товарищ! Добытый тобой уголь помогает врагу сражаться против твоей Родины. Ломай технику, оборудование и беги в леса, к партизанам. Здесь ты получишь оружие для борьбы с извергами-фашистами, станешь в ряды бойцов Красной Армии…»
— Как, хорошо?
— По-моему, неплохо, — одобрительно проговорил Шукшин и тронул за плечо Резенкова. — Поедем, брат, время…
Дядькин пошел проводить Шукшина.
— Вы останетесь в четвертом отряде?
— Да, останусь. — Шукшин помолчал и проговорил со вздохом — Плохи мои дела, Афанасьич. Болею. Придется, видно, командовать тебе. Бери бригаду в свои руки! Потребуется мой совет — спрашивай. Главные вопросы будем решать вместе…
В доме Жефа, кроме Силиве и Вилли, Шукшин застал Маринова, Трефилова, Тюрморезова и трех незнакомых бельгийцев — комендантов соседних партизанских районов.
Вилли, только что вернувшийся из Льежа, где он встретился с одним из руководителей Коммунистической партии Бельгии, срочно собрал партизан, чтобы сообщить об обстановке на фронтах и передать директивы партии.
Небольшого роста, сухощавый, он неторопливо расхаживал около стола, за которым сидели партизаны, говорил негромким, жестковатым голосом:
— Обстановка во всем мире определяется борьбой на советско-германском фронте. Красная Армия выходит к границам Румынии и Польши… Немцы бросают на советско-германский фронт все силы. Снимают дивизии из Франции, Дании, Голландии. Перехвачено донесение главнокомандующего войсками Западного фронта Рундштедта… Он бьет тревогу. Побережье обнажено. Войска второразрядные, основу их составляют старики. Вооружение устаревшее. Попытки создать подвижные резервы не удаются — всю боеспособную живую силу и боевую технику поглощает Россия… Сейчас имеются условия для того, чтобы активизировать партизанскую борьбу. Надо поднимать народ, готовить Бельгию к восстанию. Наши министры, которые отсиживаются в Лондоне, говорят, что мы должны сидеть тут смирно, сложа руки. Господин Спаак заявил, что надо «с мужественным спокойствием» ждать открытия второго фронта…
— Дождешься его, второго фронта! — зло проговорил Маринов.
— Красная Армия вклинилась в глубину Европы. Теперь они откроют второй фронт! Надо готовить восстание…
Шукшин, внимательно слушая Вилли, не отрывал взгляда от его лица. Он встречал этого человека в шахте, даже разговаривал с ним два или три раза, не догадываясь, что говорит с секретарем подпольного городского комитета. Этот шахтер еще тогда вызвал в нем симпатию. Его умные спокойные глаза смотрели так внимательно, моложавое, худощавое лицо освещала добрая, мягкая улыбка. Теперь же Шукшин видел это лицо другим — гневным, решительным.
— Что нужно для того, чтобы по-настоящему разжечь пламя борьбы,
Вилли закурил и снова зашагал по комнате.
— Задача состоит в том, чтобы объединить в борьбе против врага все патриотические национальные силы. Секретная армия и Белая бригада имеют директивы из Лондона не начинать действия до вторжения союзников. Но мы должны убедить патриотов из Белой бригады и Секретной армии, что время действовать пришло. Довольно ждать! Патриоты пойдут за нами. Пойдут! Обстановка переменилась… Кто вчера еще не верил в победу, — сегодня готов быть с нами. Даже барон Деларуа… — Вилли улыбнулся. — Даже сам барон Деларуа, глава финансово-промышленного концерна «Банк де Брюссель», теперь сотрудничает с Сопротивлением…
— Но он сотрудничает и с немцами, — зло бросил Силиве.
— Я говорю это к тому, Силиве, что положение стало другим. Надо использовать всех, кто может принести нам пользу в борьбе с фашизмом. Помнишь, что говорил Ленин? Надо разбить главного врага…
— Товарищ Вилли, как с оружием? — перебил Шукшин. — Можем мы рассчитывать на помощь бельгийских организаций?
Вилли долго вышагивал молча. Остановившись напротив Шукшина, положил ему на плечо руку.
— Товарищ Констан, мы с тобой коммунисты. Будем смотреть правде в глаза. У наших партизан оружия меньше, чем у вас. Вы теперь богаче! А на англичан и американцев надежды немного. Партизанам оружия не дадут, я в этом убежден. Но Белой бригаде они могут дать оружие. «Белым» и секретчикам получить его легче…
— Мы можем встретиться с руководителями Белой бригады нашего района? — спросил Тюрморезов.
— Попробуем. Командир у них Мадесто, офицер жандармерии. Кажется, человек решительный…
— Ясно! Вот что, Вилли, — Шукшин вытащил из потайного кармана, сделанного в манжете штанины, листовку. — Надо разослать эту листовку по всем шахтам. Когда вы сможете размножить?
— Завтра отправим в Льеж… Ну, надо уходить!
Вилли взялся за шляпу, но в эту минуту вбежал партизан Мартин. Сдерживая дыхание, выкрикнул:
— Жандармы… Они окружили дом старика Жозефа!
Все вскочили. Шукшин бросил вопросительный взгляд на Силиве.
— Уходить садами, к лесу… — Силиве вынул из-за пояса пистолет, положил в карман.
— Сколько жандармов? — спросил Трефилов.
— Семь или восемь, все с карабинами, с автоматами…
— Надо их взять, Силиве, — спокойно проговорил Трефилов, надевая пальто.
Силиве взглянул на Трефилова, на Вилли.
— Правильно! Их надо взять! Мартин, скажи своим, ребятам, чтобы шли сюда! Идемте, товарищи…