В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Шрифт:
Русло представляло ленту, усыпанную песком и галькой, шириной от 20 до 50 шагов, врезанную в горы Джаира, образовавшие его берега. По бортам русла местами росли мелкие и крупные кусты, но воды нигде не было. И казалось странным, как это длинное русло могло образоваться без помощи текучей воды.
— Неужели здесь никогда не течет вода? — спросил я.
— Ранней весной, когда тают снега, здесь воды довольно много бывает, — ответил Лобсын. — И летом, если разразится очень сильный ливень, вода бежит бурным потоком, но недолго, сбежит вся и опять сухо.
Действительно, на пути по руслу я заметил, что некоторые кусты в его бортах повалены и частью засыпаны песком и галькой; это было доказательством того, что по руслу протекает вода с значительной силой.
Мы ехали часа три или четыре по этому руслу; наконец оно кончилось вместе с южной цепью Джаира. Солнце уже садилось, когда мы добрались до небольшого ключа Ащилы-бастау в верховьях русла между холмами, принадлежавшими уже второй средней цепи. Здесь был кое-какой корм для лошадей и топливо в виде кустиков по склонам гор.
— Ребята, нужно набрать побольше хвороста и аргала, — сказал Лобсын. — В этой местности могут быть волки. Сюда, говорят, иногда забегают куланы из равнины к югу от Джаира, а за ними может притти к нам в гости и тигр.
— Зачем ты нас пугаешь! — заметил я. — У озера Айран-куль, где были большие камыши и где тигр действительно мог бы жить, ты ничего не сказал о нем. А здесь в эти голые холмы зачем он придет?
— За куланами, он их очень любит, — оправдывался Лобсын.
— Ну, надеюсь, что ни куланов, ни тигра мы не увидим, — возразил я. — А костер, конечно, ночью будем поддерживать по очереди. Волки могут напугать наших коней.
Мы так и поступили. До полуночи по очереди по одному часу караулили мальчики, а потом до рассвета по полтора часа один из нас. Огонь поддерживали небольшой, но когда вой волка раздавался ближе, лошади начинали похрапывать, а собака — лаять, подбрасывали топлива. Но в начале лета ночи короткие, и в три часа уже светает. Мне пришлось караулить с двух часов и через час я уже отпустил лошадей пастись, а сам оставался вместе с собакой вблизи них, имея наготове ружье. Это оказалось не лишним, так как на вершине соседнего холма показался волк, подбиравшийся к лошадям. На посветлевшем уже фоне востока я различил его силуэт, собака залаяла. Я вскинул ружье и выстрелил, но было далеко, и картечь, вероятно, только шлепнула по шкуре на исходе полета и волк скрылся.
На следующий день к вечеру прибыли к юртам Лобсына в верховьях этой реки Дарбуты. Лобсын оставил там сына и одну лошадь. Вся его семья и соседи целый вечер слушали его рассказ о наших приключениях, о городе и обо нечистых духов, возбудившем большой интерес и разнообразные объяснения, о холмах и жилах асфальта и жидкой нефти. Я забыл упомянуть, что пока мы ходили осматривать холмы, мальчики набрали бутылку этой нефти, терпеливо собирая ложкой черную пленку, когда сна всплывала на поверхность воды в яме на вершине первого холма. Эта бутылка теперь переходила из рук в руки, нефть нюхали и пробовали пальцем на вкус. Асфальт из города и из холмов также был осмотрен и опробован как топливо.
Два дня спустя по знакомой дороге мы прибыли в Чугучак и явились к консулу, чтобы рассказать о полной неудаче раскопок в городе и показать образчики асфальта и нефти. Описание города показалось ему сначала выдумкой, и он несколько раз переспрашивал и заставлял повторять некоторые подробности для проверки, пытаясь поймать нас на противоречиях. Но мы описывали так подробно и согласно, что ему пришлось поверить. Объяснение форм города силой нечистых духов он поднял на смех, чем очень смутил Лобсына, который, несмотря на многолетнее общение со мной и другими русскими, в глубине души все еще сохранял веру в добрых и злых духов и в их власть над человеком. Консул высказал предположение, что этот город — редкое по своеобразию создание сил природы, а не человека, чем вполне объясняется неудача наших раскопок.
Открытие асфальта и нефти его очень обрадовало, и он сказал, что в будущем оно получит большое значение. Он посоветовал мне испробовать, годится ли привезенный асфальт для заливки пола в моем доме. А в случае удачи обещал дать нам заказ на доставку партии асфальта, чтобы залить весь двор консульства и пол казармы его казаков.
Поэтому я раздобыл старый котел вместимостью в два ведра и растопил часть асфальта из холмов, прибавив по совету консула еще песка, покрыл расплавленной массой пол в моей кухне, предварительно выровняв его. Пол вышел не совсем ровный, так как мы не сумели выгладить массу как следует, пока она не затвердела. Но консул после осмотра остался доволен и заказал Лобсыну доставку асфальта. Так как лето было еще в разгаре и времени до снаряжения нашего торгового каравана было достаточно, Лобсын нанял в Чугучаке несколько телег и проехал по китайскому тракту в Шихо до станции Сарджак, откуда вдоль подножия Джаира можно было пробраться к асфальтовым холмам. Это было дальше, чем наш обратный путь через Джаир, но зато по колесной дороге. Проезд туда и обратно, включая добычу и нагрузку асфальта, занял две недели, и доставленного материала хватило на выполнение заказа консула. Когда у последнего вся работа была выполнена удовлетворительно, консульство посетил и амбань Чугучака, прослышавший о новом способе; он остался доволен и заказал Лобсыну доставку асфальта для двора и служб своего ямыня. Лобсын выполнил и это до отправки торгового каравана. Таким образом, наша «авантюра с раскопками», как ее назвал консул, послужила на пользу Чугучака и Лобсыну дала хороший заработок.
Мы открыли довольно большое месторождение не совсем чистого (с примесью песка, нанесенного ветрами) кира, или асфальта, на южной окраине горной цепи Джаир и там же выходы густой жидкой нефти в нескольких местах на вершинах холмов, сложенных из этого кира, и второе месторождение жильного асфальта в городе Нечистых духов на берегу реки Дям. В обоих местах, как объяснил мне консул Боков, можно было предполагать присутствие нефти на глубине [47] .
Эти наши открытия асфальта, которые были сразу использованы для благоустройства города, а также нефти, которая могла обеспечить ему в будущем лучшее освещение, чем сальные китайские свечи, заставили меня задуматься над вопросом: а что же ты, Фома, до сих пор сделал для других за многие годы своей жизни? Много лет занимался ты развозом красного товара по улусам и монастырям Монголии и Синь-цзяна, снабжал им бездельников лам и тружеников аратов и зарабатывал деньги московским толстосумам и, конечно, себе и семье своего компаньона Лобсына. Вот и вся твоя работа на пользу общую! Ну, еще помогли мы немцам раскопать древности в развалинах близ Турфана и этим доставили какую-то пользу науке, хотя только немецкой. А вот для своей родной России, за лучшие условия жизни народа которой пострадал твой отец, сделал ты что-нибудь, Фома? Как будто ничего. Поселился на китайской земле и, кроме доставки красного товара и всяких житейских мелочей монголам, ничего еще полезного не сделал. Только эту находку асфальта и нефти, которую консул так расхвалил! И впредь нужно будет не только древности раскапывать в развалинах древних городов и отправлять их в Академию на пользу отечественной науки, но и присматривать, не попадутся ли опять какие-нибудь клады разных ископаемых, асфальт, уголь земляной, руда железная или медная на благо людям.
[47] Предположения консула были совершенно обоснованные. Выходы густой нефти у подножия Джаира в нескольких местах, превращавшейся при затвердевании в кир, или асфальт, доказывают присутствие на глубине, в толще горных пород, месторождений жидкой нефти, которую и добывают, проводя в толщу пород буровые скважины и выкачивая по ним насосами эту нефть. По появлению нефти на поверхности земли в разных местах были открыты уже давно первые месторождения нефти на Кавказе, в Сибири, Северной Америке. Жилы чистого асфальта в городе Нечистых духов, открытые Фомой и Лобсыном, также доказывают наличие на глубине нефти, которая поднималась по трещинам пород в нескольких местах до земной поверхности, заполняя эти трещины и превращаясь при затвердевании в асфальт, более чистый, без примеси песка, который ветер приносил на холмы у южного подножия Джаира. Последние мне указал мой проводник Гайса Мусин, знавший их потому, что монголы собирали вытекавшую из них густую нефть в качестве лекарства и для смазки осей у телег, а жилы асфальта мы открыли при изучении эолового города на реке Дям. — Прим. автора.
Эта мысль меня успокоила, и я решил заняться при развозе красного товара собиранием сведений не только о древностях в развалинах, интересных для русской науки, но и об ископаемых всякого рода, которые пригодятся народу. А на старости лет — вернуться на родину и там устроить что-нибудь полезное, построить школу, что ли, или больницу на окраине Алтая, где их почти нет.
КЛАДЫ В МЁРТВОМ ГОРОДЕ ХАРА-ХОТО
До этого времени мы в компании с Лобсыном водили свой торговый караван не дальше городов Кобдо и Уля-сутай и продавали товар главным образом у монгольских монастырей, к которым постоянно приезжают монголы-богомольцы. Торговали также непосредственно в улусах, где и скупали сырье для доставки на обратном пути в Чугучак.
Мы ездили обыкновенно вверх по долине реки Эмель, переваливали в долину Кобу, по которой шли до озера Улюнгур и затем вдоль реки Урунгу, за которой переваливали через Монгольский Алтай по большой караванной дороге в Кобдо. В рассказе о нашей поездке к закрытому золотому руднику я описал значительную часть этого пути, так как впервые увидел его днем. Это может показаться удивительным, но дело в том, что торговый караван совершает свои переходы главным образом ночью, так как короткие осенние и зимние дни почти полностью заняты пастьбой верблюдов. Выступает караван вскоре после заката и идет всю ночь почти до рассвета; днем каравановожатые спят, готовят себе пищу, а верблюды после отдыха пасутся. Ночью в поисках корма они бы разбрелись далеко по степи, могли бы подвергнуться нападению волков или конокрадов, тогда как днем они всегда на виду и их можно быстро собрать для вьючки.