В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Шрифт:
Берега реки окаймлены полосой бедной древесной и кустарниковой растительности, шириной то в 2-3, то 8-10 верст; из деревьев всего чаще тограк (разнолистный тополь), уродливый и корявый, с растресканной корой, покрытой пылью или белой солью, часто иссохший, без сучьев, с дуплами. Видны также тамариски, облепиха, кендырь [74] , солодка, изредка джида, тростник. Кусты густо покрыты пылью, а почва то рыхлая, песчаная, то твердая с соляной коркой. Везде валяются обломанные сучья, ветки, кучи сухих листьев. Воздух желто-серый от густой пыли. В такой обстановке мы шли по среднему течению реки до г. Черчена четыре дня; в воде и топливе не было недостатка, но корм животных был скудный, и лошадям мы каждый день давали немного размоченного гороха, закупленного в Чарклыке.
[74] Кендырь (тюркск.) — многолетнее растение из сем. кутровых; из стеблей можно получить крепкое волокно, близкое по свойствам к пеньке и используемое в изготовлении веревок и текстиля.
Черчен оказался довольно большим городом в 600 дворов на небольшой площади глинистой почвы, окруженной сыпучими песками, которые на левом берегу реки Черчен засыпали площадь двух древних городов; один из них будто бы уничтожен около 3000 лет назад богатырем Рустем-дагестаном, а другой разорен уже 900 лет назад монголами Алтамыша. Жители Черчена иногда раскапывают остатки, чаще же осматривают развалины после сильных бурь, сметающих песок, и находят монеты, украшения, бусы, железные вещи, медную посуду, даже битое стекло, а при раскопках попадаются склепы и отдельные деревянные гробы, в которых трупы хорошо сохранились, очевидно благодаря особой сухости воздуха. Об этом нам рассказывали на постоялом дворе, где мы провели два дня, и я записал эти сведения для будущих поисков. Указывали, что следы древних поселений имеются и по всему среднему течению Черчен-дарьи, которое теперь совсем безлюдно.
Когда я, уже вернувшись домой, рассказывал консулу об обилии развалин городов в Таримском бассейне, начиная с севера, с Турфана и Люкчуна, особенно же по южной окраине вдоль современного подножия Куэн-луня и Алтын-тага, он подтвердил это и объяснил его переменой климата и развитием песков пустыни Такла-макан в историческое время; он сказал, что и Пржевальский уже отмечал это ухудшение климата всей области Центральной Азии и ее усыхание. [75]
От Черчена до Нии нам оставалось пройти еще около 300 верст по прямой дороге вдоль окраины песков; кроме нее имелась и другая дорога, длиннее верст на 100, вдоль подножия горной цепи Алтын-тага. Эту верхнюю дорогу, по расспросам, предпочитают летом, когда на нижней очень жарко и много насекомых. Но теперь была уже осень и мы, конечно, предпочли более прямую, хотя, как говорили, там вода хуже и много песка; зато она короче и гораздо ровнее; по верхней дороге много глубоких ущелий, неудобных для верблюдов, и корма меньше. У нас с собой была пара бочонков, чтобы возить с собой хорошую воду, а дорога через пески менее утомительна для верблюдов, чем крутые подъемы и спуски.
[75] Пржевальский, ссылаясь на Рихтгофена, полагал, что усыхание Центральной Азии началось в третичный период после того, как исчезло море Хан-хай, занимавшее ранее Внутреннюю Азию, Но, по новым данным, внутреннее море исчезло уже в конце пермского периода и с тех пор началось усыхание, сначала очень медленное. Еще в юрский период в Центральной Азии были многочисленные озера и на их берегах пышная растительность, судя по присутствию пластов угля в юрских толщах. В начале мела также были озера и растительность, оставившая после себя угли; но уже в отложениях верхнего мела и третичных угля нигде нет; можно думать, что тогда и начался степной период, постепенно перешедший в пустынный. — Прим, автора.
По нижней дороге мы шли десять дней по окраине больших песков пустыни Такла-макан, надвигавшихся с севера; высокие барханы, целые горы песка в 30-40 и более сажен высоты, видны были справа, а вдоль дороги приходилось преодолевать более низкие, в 3-5 сажен, редко до 10 сажен, выбирая промежутки между ними.
Вода попадалась в виде колодцев в достаточном количестве, но иногда затхлая; кроме того, мы пересекли на своем пути пять русел речек, текущих из Алтын-тага, несущих воду только летом, когда тают снега, а теперь, осенью, уже безводных; колодцы были вырыты в ложбинах их русел на самом краю.
Два раза на этом пути мы испытали песчаные бури с северо-востока, т. е. почти попутные и не слишком сильные. В общем этот путь совершили вполне благополучно, но почти не встречали людей. Поселения таранчей расположены ближе к подножию гор, куда еще добегает вода, где песчаных заносов гораздо меньше и возможно хлебопашество с орошением, без которого в этом жарком климате хлеб не растет. На окраине песков попадались только развалины прежних поселений, оставленных жителями в связи с надвиганием песков, засыпавших поля и здания.
Оазис Ния расположен на обоих берегах одноименной реки, верстах в 50 от подножия Алтын-тага, откуда вытекает эта река, называемая в горах Улуксай. Оросив оазис, она течет дальше еще верст 70, прорываясь через окраину сыпучих песков, пока не исчахнет в борьбе с ними. Только летом, когда тают снега и ледники, воды в реке много и она убегает и дальше в глубь пустыни Такла-макан. Но в зимнее полугодие воды в оазисе Нии уже немного и жители пользуются водой из хаузов, т. е. прудов, которые имеются почти в каждом дворе в тени больших деревьев; летом эти пруды являются проточными, но к октябрю приток в них почти прекращается; в помощь хаузам имеются еще колодцы, действующие круглый год.
Нам сказали, что в Ние числится более 1000 дворов и население доходит до 6000; главное занятие их — земледелие и садоводство; в садах растут груши, яблони, персики, абрикосы, тут, виноград, гранаты. На полях разводят пшеницу, ячмень, кукурузу, бобы, арбузы, дыни, морковь, лук, люцерну, клевер. Все поля орошаются и тщательно обработаны. Жители жалуются, что весной вредят поздние морозы и пыльные бури, морозы губят цвет плодовых деревьев, а бури засыпают песком поля и арыки. Прежде, по их словам, земледелие и садоводство тянулось гораздо дальше вниз по реке, но в борьбе с песчаными заносами оно мало-помалу отступало, сокращалось. И теперь уже каждая семья на своем участке земли разводит только то, что ей нужно для пропитания, и на продажу остается очень немного. Это мы испытали на себе: на базаре можно было купить мало, и в запас для увоза на место разведки пришлось закупать понемногу в течение нескольких дней.
Кроме земледелия и садоводства, жители Нии занимаются еще добычей золота в горах, на зимние месяцы молодые мужчины уходят вверх по реке в глубь Куэн-луня, где имеются прииски, на которых добывают и промывают россыпное золото.
В Нию мы прибыли уже в начале октября и остановились в караван-сарае таранчи Мухамед-шари. Он стоял на берегу арыка, выведенного из реки, и представлял довольно большой двор, огороженный глинобитной стеной и затененный с южной стороны линией пирамидальных тополей, стоявших вдоль этого арыка. Вдоль одной стены двора располагались небольшие фанзы для приезжающих, часть которых имела каны: очевидно, для китайцев, любящих спать на теплой лежанке; другие вместо кана имели обычное у таранчей возвышение, на котором на коврах располагались приезжие для трапезы, а ночью спали. Здесь, на южной окраине бассейна реки Тарима, в начале октября было еще очень тепло, даже жарко, и мы, конечно, выбрали фанзу без кана и побольше, чтобы в ней же разместить свои вьюки с товаром. Во время длинного пути от Турфана мы понемногу торговали, и у нас, в сущности, осталось только два неполных верблюжьих вьюка с шелками, которые на пути сюда в селениях таранчей не привлекли покупателей. Мухамед, узнав, кто мы такие и с какими товарами прибыли, уверил меня, что сейчас покупателей будет мало, так как урожай винограда, гранатов, смоквы и олив еще не реализован населением и нужно подождать недели три-четыре. Меня это вполне устраивало, так как я сначала хотел съездить вниз по реке к развалинам селений, о которых мне говорили, и провести раскопки. Хозяин, узнав об этих планах, обещал вызвать ко мне известного ему проводника, выходца из Узбекистана или Бухары, который знает все места вокруг Керии, Нии и до Яркенда.
На следующий день он привел ко мне этого человека. Это был пожилой, худощавый узбек, среднего роста с жиденькой седой бородой и жгучими черными глазами. Я заказал хозяину угощение, и за чаем в присутствии хозяина он рассказал мне, что по долинам рек Керии и Нии в настоящее время таранчи живут только на протяжении одного-двух переходов, так как дальше воды, текущей из гор Куэн-луня, уже мало и орошение невозможно. Но прежде, лет 300 назад, воды было больше и селения таранчей тянулись еще на три-четыре перехода дальше. Теперь там никого нет, фанзы развалились, деревья засохли или засыхают, а пески пустыни Такла-макан надвинулись и частью уже засыпали брошенные селения. В этой местности по реке Ние прежде был довольно большой город, окруженный садами, которые еще орошались последней водой реки; дальше воды не было. В этом городе во дворах и домах, от которых еще остались стены, но без крыш, дверей и оконных рам, растащенных населением вышележащих селений после вымирания города, попадаются золотые и серебряные монеты, разные металлические вещи, а в большом буддийском храме сохранилось много статуй богов.
Этот человек рассказал, что лет 6 или 7 назад он был проводником какого-то иностранца, как будто англичанина, который ездил с ним до этого города в сопровождении своих слуг, провел там несколько дней, кое-где копал землю, нашел несколько старых индийских книг и заявил, что приедет опять с десятком рабочих для раскопок, так как место очень интересное. Но пока он больше не приезжал. После угощения узбек ушел, заявив, что может провести меня в этот старый город.
Мне и Лобсыну этот человек не очень понравился, хотя производил впечатление знающего, показал несколько старых медных монет с индийскими буквами, найденных в этом городе, и обрывок листа из книги с санскритским текстом, который, по его словам, англичанин бросил из-за грязи и измятости. Поговорив еще с Мухамедом и узнав биографию этого проводника — Ибрагима, мы решили отправиться с ним для осмотра города и раскопок, если место понравится. Хозяин сообщил, что если я не найду ничего интересного для себя по реке Ние, можно будет поехать и вниз по реке Керии, где также много оставленных селений, а проводник знает и эту долину.