В диких условиях
Шрифт:
Поздним августом, когда дни стали короче, а ветер стал резким и от него повеяло осенью, МакКанн начал волноваться, почему за ним никто не прилетает. «Думаю, я должен был проявить больше предусмотрительности, договариваясь о своем возвращении. Но скоро все выяснится», — записал он в своем дневнике, большие фрагменты которого были посмертно опубликованы в пятистраничном рассказе Криса Сэппса в «Фербэнкс Дэйли Ньюс-Майнер».
С каждой неделей он все острее чувствовал приближение зимы. Когда запасы еды истощились, МакКанн горько пожалел о том, что выбросил все патроны в озеро, оставив себе лишь дюжину зарядов для дробовика: «Все время думаю о патронах,
Затем, морозным сентябрьским утром, спасение, казалось, было у него в кармане. МакКанн охотился на уток с остатками своих патронов, когда тишину разорвало жужжание аэроплана, который вскоре пролетел у него над головой. Пилот, заметив лагерь, снизился и сделал пару кругов, чтобы получше рассмотреть. МакКанн безумно размахивал ярко-оранжевым чехлом от спальника. Самолет не был приспособлен для приводнения, но МакКанн был убежден, что его заметили и пилот, несомненно, вскоре пришлет за ним гидроплан. Его уверенность была так сильна, что он записал в дневнике: «Я прекратил махать после первого же круга. Надо было побыстрее упаковать вещи и подготовиться к свертыванию лагеря».
Но самолет не прилетел ни в этот день, ни в последующие. Однажды МакКанн случайно посмотрел на оборот своей охотничьей лицензии и понял, почему. На маленьком бумажном квадрате была изображена азбука жестов для общения с пилотами с земли. «Помнится, я высоко понял правую руку и потряс кулаком, когда самолет зашел на второй круг, — записал МакКанн. — Это был радостный жест — как если твоя команда забивает гол». К несчастью, как он узнал позднее, одна поднятая рука является общеизвестным сигналом «Все в порядке, помощь не нужна». Сигнал «SOS, немедленно пришлите помощь» — две поднятые руки.
«Это объясняет, почему они, почти улетев, вдруг решили вернуться и сделать еще один круг, но я им не подал вообще никаких знаков (на самом деле, я, кажется, даже отвернулся), — философски рассуждал МакКанн. — Они, должно быть, решили, что я придурок».
В конце сентября тундра покрылась снегом, и озеро замерзло. Запасы еды истощились, МакКанн пытался собирать шиповник и ставить кроличьи силки. Однажды он запасся мясом больного карибу, забравшегося в озеро и издохшего. К октябрю его организм уже переработал большую часть жира, и он стал замерзать долгими холодными ночами. «Наверняка кто-нибудь в городе должен догадаться, что если я до сих пор не вернулся, со мной что-то случилось», — записал он. Но самолет все не прилетал.
«Это очень по-Карловски — предполагать, что кто-нибудь появится как по волшебству и спасет его, — говорит Стоппель. — Он водил грузовик, а потому имел на работе кучу свободного времени. Отсиживал задницу в машине, предаваясь мечтам — именно так в его голову пришла идея о поездке на хребет Брукса. Для него это было серьезной задачей — он провел добрую часть года, обдумывая ее, планируя, обсуждая со мной в перерывах, что лучше взять с собой. Но при всех тщательных планах он порой погружался в дикие фантазии.
К примеру, Карл не хотел отправляться на природу в одиночку. Поначалу его розовой мечтой было жить в лесах с какой-нибудь красавицей. Он западал как минимум на двух девчонок, работавших с нами, и потратил кучу времени и сил, чтобы уговорить Сью или Барбару или кого-то еще составить ему компанию,
Сходным образом, объясняет Стоппель, «Карл был из тех людей, которые безосновательно рассчитывают, что кто-нибудь, в конце концов, сообразит, что они в беде, и спасет их. Даже в шаге от голодной смерти он, вероятно, мечтал, что в последнюю минуту Толстуха Сью прилетит в голубом вертолете, набитом едой, и закрутит с ним роман на фоне дикой природы. Но его фантастический мир был так далек от реального, что никто не мог проникнуть в него. Карл просто становился все более и более голодным. Когда он все-таки сообразил, что никто не собирается его спасать, он иссох до такой степени, что сам уже не мог ничего предпринять».
Когда съестные припасы МакКанна почти полностью растаяли, он записал в дневнике: «Я начал сильно беспокоиться. Честно говоря, даже немного напуган». Температура упала до минус двадцати. Его пальцы покрыли гнойные болезненные обморожения.
В ноябре он прикончил остатки еды. Его костлявое тело тряслось от холода. Он был слаб, голова кружилась. В дневнике записано: «Руки и нос все хуже, ноги тоже. Кончик носа распух, покрылся волдырями и струпьями. … Умирать таким образом наверняка медленно и мучительно». МакКанн думал оставить безопасный лагерь и отправиться пешком в Форт Юкон, но решил, что ему не хватит сил, и он погибнет от холода и изнеможения прежде, чем доберется туда.
«Карл уехал в отдаленную, почти необитаемую область Аляски, — говорит Стоппель. — Зимой там адски холодно. Многие люди в подобных обстоятельствах способны придумать, как выбраться, или, возможно, перезимовать, но для этого надо быть весьма изобретательным и не распускать сопли. Ты должен стать тигром, убийцей, гребанным зверем. А Карл был слишком расслабленным. Тусовщик, что с него взять».
«Боюсь, я не смогу это вынести, — записал МакКанн поздним ноябрем в конце своего дневника, который к тому времени насчитывал сотню блокнотных страниц в синюю линейку. — Милый Бог на небесах, пожалуйста, прости мне слабость и грехи. Пожалуйста, позаботься о моей семье». Затем он прислонился к своей палатке, приставил дуло винчестера к голове и нажал пальцем на спусковой крючок. Через два месяца, второго февраля 1982 года, рейнджеры набрели на его лагерь, заглянули в палатку, и обнаружили иссохшее тело, замороженное до состояния камня.
Между Роселлини, Уотермэном, МакКанном и МакКэндлессом есть много общего. Подобно Роселлини и Уотермэну, МакКэндлесс был искателем, и относился к суровым природным условиям с непрактичной восторженностью. Как Уотермэн и МакКанн, он выказывал нехватку здравого смысла. Но, в отличие от Уотермэна, МакКэндлес был психически здоров. И, в отличие от МакКанна, он не отправился в дикую местность, рассчитывая, что кто-то сам по себе появится и спасет его задницу от неприятностей.
МакКэндлесс не укладывается в шаблонный образ жертвы дикой природы. Хотя ему не хватало знаний, он порой действовал поспешно и был неосторожен до безрассудства, едва ли он был непригоден для испытаний — иначе бы ему не удалось протянуть 113 дней. Он не был ни чокнутым, ни социопатом, ни изгоем. МакКэндлесс был другим, но сложно сказать, кем именно. Возможно, пилигримом.