В доме веселья
Шрифт:
Лили покраснела, вспомнив дождливые воскресенья в Белломонте или у Дорсетов.
— Вы несправедливы ко мне, тетя Джулия, мне, в сущности, нет никакой охоты играть в карты, но нельзя дать повод обозвать девушку резонеркой или зазнайкой, ей полагается делать все то же, что делают другие, и, если вы поможете мне в этот раз, я обещаю вам…
Миссис Пенистон предостерегающе воздела руку:
— Не надо обещать, это лишнее. Когда я предложила тебе кров, я не обязалась платить твои карточные долги.
— Тетя Джулия! Неужели вы мне не поможете?
— Я определенно не сделаю ничего, а то ты еще возомнишь, будто я одобряю твое поведение. Если
Лили встала и застыла, бледная и дрожащая. Гордость кричала в ней, но унижение исторгло из уст:
— Тетя Джулия, я буду опозорена… я…
Она не могла продолжить. Если тетя оказалась глуха к придуманной истории о карточных долгах, то что она сделает, узнав страшную правду?
— Я считаю, что ты уже опозорена, Лили. Опозорена своим поведением гораздо больше, чем результатом его. Ты говоришь, что друзья убедили тебя играть в карты, ну что ж, пусть они тоже извлекут урок. Они, вероятно, могут себе позволить сорить деньгами, — во всяком случае, я не собираюсь отдавать им мои. А теперь я вынуждена попросить тебя уйти — для меня этот разговор был очень тяжел, а мне надо беречь здоровье, — опусти шторы, пожалуйста, и скажи Дженнингсу, что я никого не хочу видеть вечером, кроме Грейс Степни.
Лили поднялась в свою комнату и заперла дверь. Она дрожала от страха и гнева, в ушах у нее шелестели крылья фурий. Пошатываясь, она принялась ходить взад и вперед по комнате. Последняя дверь для спасения закрылась, и она чувствовала себя наедине с бесчестьем.
Внезапно перед ней оказались часы на камине. Стрелки показывали половину четвертого, и она вспомнила, что Селден обещал приехать к ней в четыре. Она намеревалась отговорить его, но теперь ее сердце подпрыгнуло при мысли о нем. Может, спасение было в любви? Лежа рядом с Герти прошлой ночью, она думала о том, как встретится с ним, и о том, как сладко поплачет у него на груди. Конечно, она предполагала, что очистит себя от всей скверны, прежде чем увидится с ним, она и мысли не допускала, что миссис Пенистон не придет ей на помощь. И она чувствовала, даже в полном смятении, что любовь Селдена не может стать последним убежищем, но как хорошо было бы укрыться в ней на мгновение, собираясь с силами, чтобы идти дальше.
И все-таки сейчас его любовь была единственной надеждой, и, когда Лили вот так сидела наедине с несчастьями, мысль о том, чтобы довериться ему, влекла, как омут влечет самоубийцу. Как страшно броситься в него, но после — какое блаженство! Она вспомнила слова Герти: «Я его знаю, он тебе поможет», и разум ее цеплялся за них, как больной человек, уповающий на реликвию в надежде исцеления. Ах, если бы он действительно понял, если бы он помог собрать ее разбитую жизнь, но чуть по-другому, чтобы не осталось никаких следов прошлого! Он всегда заставлял ее почувствовать, что она достойна лучшего, и она никогда так не нуждалась в утешении, как сейчас.
Снова и снова Лили съеживалась от мысли, что признанием поставит под угрозу любовь, потому что любовь — это все, что ей было нужно, любовь под вспышками страсти, сваривающая обломки ее самоуважения. Но она вспоминала слова Герти и крепко держалась за них. Она была уверена, что Герти знает о чувствах Селдена к ней, но в слепоте своей и помыслить не могла, что суждение Герти было окрашено эмоциями гораздо более жаркими, чем ее собственные.
Четыре часа застали ее
Однако время неслось все быстрее, а Селден не приходил. Несомненно, его задержали где-то или он неправильно прочел ее поспешно нацарапанную записку, приняв «четыре» за «пять». Звон дверного колокольчика, когда стрелка миновала цифру пять, подтвердил это предположение, и Лили тут же решила в будущем писать более разборчиво. Звук шагов в зале, предваренный голосом дворецкого, заставил ее кровь бежать быстрее. Лили снова почувствовала себя бдительным и умелым творцом чрезвычайных ситуаций, а воспоминание о ее власти над Селденом наполнило ее внезапной уверенностью в себе. Но когда дверь гостиной открылась, она увидела Роуздейла.
Увиденное отозвалось резкой болью, но чуть погодя раздражение на неуклюжую судьбу и на собственную неосторожность (ну что ей стоило предупредить дворецкого, чтобы не пускал к ней никого, кроме Селдена?) смягчилось. Досадно, что Селден, когда придет наконец, застанет именно этого визитера, но Лили была мастерицей избавляться от нежеланной компании, а в нынешнем ее настроении на Роуздейла вообще можно было не обращать внимания.
Уже после нескольких минут общения его собственное видение ситуации стало Лили яснее ясного. Она нашла общую непритязательную тему для беседы — вечеринку у Браев (как раз хватит до прихода Селдена), но мистер Роуздейл, плотно усевшись у чайного столика — руки в карманах, ноги слишком свободно врозь, — сменил тему на более личную.
— Отлично заделали, еще бы, я полагаю, Велли Брай залез в закрома и не остановился, пока не выгреб достаточно. Конечно, там всякого было, чего миссис Фишер не ожидала увидеть, — шампанское было теплое, и пальто лежали кучей в гардеробе. И я бы потратил больше денег на музыку. Но это я, если мне надо чего, я готов платить, не в моих правилах идти к кассе, сомневаясь, стоит ли покупать товар. Мне мало развлекать, как это делает Велли Брай. Я предпочитаю что-нибудь доступней и нормальней, то, что мне самому по вкусу. И для этого надо всего две вещи, мисс Барт, — деньги и правильная женщина, чтобы их тратить.
Он помолчал, пристально рассматривая ее, пока она пыталась расставить чашки для чая.
— Я имею деньги, — продолжил он, прочистив горло. — Все, что я хочу, — это женщина. Я хочу сказать, что хочу заиметь ее тоже.
Он слегка подался вперед, положив руки на набалдашник трости. Ему случалось видеть, как Нед Ван Олстин и иже с ним сидят в гостиной в цилиндре и с тростью, и пытался изобразить такую же элегантную фамильярность.
Лили молчала, слабо улыбаясь и отсутствующе глядя на него. На самом деле она размышляла о том, что объяснение займет некоторое время и что Селден появится наверняка до того, как она откажет претенденту на ее руку. Ее задумчивый вид, отрешенный, но не отвращенный от собеседника взгляд казался мистеру Роуздейлу полным смутного воодушевления. А проявлений нетерпения он не любил.