В двух километрах от Счастья
Шрифт:
— Аддис-Абеба.
— Акмолинск.
Суть игры, как вы догадываетесь, состояла в том, чтобы каждый быстро называл город, начинающийся с той буквы, которой закончился предыдущий.
— Караганда, — сказал Сашка.
— Актюбинск, — сказал Ряша.
— Конотоп.
— Пудем.
— Где это?
— В Удмурдии. Честное слово…
— Ладно. Майкоп.
Теперь Сашка коварно загонял Ряшу опять на трудную букву «п».
— М-м… Петропавловск.
— Кингисепп…
Наконец запас Ряшиных
— М-м… Вот этот… м-м… город…
— Считаю, — жестко сказал Сашка. — Могу даже медленно считать. P-раз, д-в-ва… Т-р-р-р…
— Пивожигулевск! — в отчаянье завопил Ряша.
— Нет такого города.
— Есть! Но, пожалуйста, могу другой… Пуплин… Это в Ирландии… Такой порт…
Сашка соскочил с барьера и, сказав: «Ладно, ладно», пошел к дверям.
— Подвиговск! — умоляюще воскликнул Ряша и побежал за Каменским. — Пустанай… есть же такой…
На его вопль прибежали трое пятиклашек, и ободренный Саша решил продолжать спектакль.
— Нету никакого Пустаная!
— Есть! — орал Ряша. — Он есть! В пустыне. В южной части Средней Азии… Просто это маленький город.
— Очень, очень маленький город, — наслаждался Сашка. — О-о-чень…
— Ну, пожалуйста, есть еще много… Прямосибирск…
— Не смеши меня!
— Но он есть. Есть Прямосибирск. Я тебе клянусь. Я даже должен был там жить…
— Ты должен жить в столице Норвегии.
— Почему? — спросил пятиклашка, самый мелкокалиберный из трех зрителей.
— А знаешь, какая столица в Норвегии?
— Осло, — сказал пятиклашка, потом, сообразив, подпрыгнул и завопил от счастья: — Осло! Осло! Осло!
Ряша, сутулясь, шел по бесконечному школьному коридору и проклинал звонок, который, когда действительно надо, никогда не звонит. Еще целых двадцать минут до начала уроков. Находятся же идиоты — являться в школу на час раньше: Коля, Сашка, пятиклассники эти…
Он шел по коридору, непонятно куда и зачем, а в голове его, как петарды, взрывались города на «п»: П-Пол-тава… П-Полоцк… П-Париж (О-осел! Забыть Париж!)… Портсмут… Перт… Пярну… Пушкин… Псков…
— Поздно, — печально повторял Ряша, — п-поздно!
Машка Гаврикова, скакавшая по коридору навстречу Ряше, увидев его удрученное лицо, сразу остановилась, как в игре «замри».
— Ну что, Ряшенька? Что случилось?
— Ничего не случилось! Может быть у человека плохое настроение? Или не может?
— Может, — сказала Машка, которая все-таки была свой парень. — Но ты плюй!
— Конечно, — сказал Ряша. — Я и так плюю.
— А я не всегда умею, — сказала Машка. — Иногда умею, иногда нет.
— Тут нужна тренировка, — грустно сказал Ряша. И тут же подумал, что вряд ли у кого другого на свете была по части неприятностей
Но на этом Ряшины испытания не кончились. Едва он достойным образом отбился от Машки, как вдруг перед ним выросла его собственная мама. Сверкая глазами, пылая щеками и даже, как показалось бедному Ряше, слегка дымясь, мама воскликнула:
— Будешь или нет слушаться бабушку? Почему ты убежал без курточки? Для чего тебе нужно простудиться?
— Да не нужно мне, — сказал Ряша. — На кой это мне…
— А ну, порассуждай мне еще! — сказала мама, втискивая своего ненаглядного Ряшу в его злосчастную курточку.
И разумеется, точно в этот момент появился Сашка Каменский. Он скорчил благонравную мину и сказал:
— Здравствуйте, доброе утро!
— Вот видишь, — обрадовалась мама. — Вот Саша пришел в курточке… Не посчитал для себя зазорным…
— Да, — сказал Сашка таким голосом, каким заговорил бы соевый шоколад, если бы он мог заговорить. — Я стараюсь сохранить свое здоровье, а Володя, мне кажется, напрасно пренебрегает. Всего доброго.
И он удалился на своих журавлиных ходулях, даже спиной выражая великое торжество.
— Ну, — сказал Ряша, — я уже надел твою паршивую курточку. Но я никогда тебе не прощу…
— Чего, Вова? — удивилась мама, которая мгновенно остывала, едва только добьется своего. — Чего не простишь?
— Всего, — сказал Ряша, упиваясь возможностью вылить наконец все-все, что у него накопилось из-за Коли, из-за Сашки, из-за Машки, из-за пятиклашки и из-за него самого, Ряши. — Не прощу!
— Нашел время, — сказала мама, пытаясь поправить Ряшин воротничок. — Я и так. по твоей милости опаздываю. Меня больные ждут с острой болью.
Мало ей своих больных, обязательно нужно, чтоб и у родного сына тоже была острая боль. Врач, а не понимает!
Через пять минут произошло событие, которое заставило бы Ряшу торжественно заявить, что бог есть. Если бы он умел думать о боге. Короче говоря, не успел он подняться на второй этаж, как нос к носу (вернее, из-за разницы в росте — нос к плечу) столкнулся с Сашкиным отцом. И вдобавок к нему еще и с Сашкиной мамой.
— Вова, — сказали они в один голос. — Ты не знаешь, когда придет Ариадна Николаевна?
— К третьему уроку, — сказал Ряша. — Обязательно! Сегодня же родительское собрание.
Тут таинственным образом, как призрак из стены, возник Сашка.
— Да, — сказал он жалобно, — я забыл вас предупредить.
— Ничего, — сказал Сашкин отец. — Спасибо, Вова напомнил. Мама непременно придет.
— Почему? — обиженно спросила Сашкина мама. — Почему всегда я?
— Потом, — сказал Сашкин папа. — Мы еще вернемся к этому разговору.