В глубь земли
Шрифт:
— Бесполезно. И вы и я слишком хорошо знаем Арама Григорьевича, — ответил инженер, поднимаясь со своего места. — У меня была надежда только на вашу помощь.
В этот день к Бате приходило с подобными предложениями еще несколько человек.
Почти все они начинали разговор издалека, но Батя сразу догадывался, в чем дело.
— В лодке собираетесь ехать? — спрашивал он очередного посетителя.
— Откуда вы знаете? — удивлялся тот.
— Да по вас видно. Не выйдет! Всего доброго, товарищ!
Последние приготовления подходили к концу.
На испытательной площадке возле подземной лодки, упиравшейся своим носом в землю, хлопотали люди.
Богдыханов, ответственный за снаряжение лодки, проверял каждую мелочь, то и дело залезая в открытый овальный люк.
Особенно тщательно занимался он проверкой аккумуляторов, в которых хранился запас электроэнергии, необходимый для длительного пути. Это были новые, совсем недавно разработанные советскими учеными необыкновенные аккумуляторы, в которых, несмотря на их маленький объем, записалось огромное количество энергии. Во всех случаях, где их применяли, они показали себя с самой лучшей стороны. Но под землю они спускались впервые.
Подходил срок старта. Впервые в истории техники живой человек в специальной машине отправится под землю на глубину многих километров.
Завтра, рано утром, на площадку соберутся все сотрудники института, чтобы проводить своего научного руководителя в трудный путь.
День накануне испытания три друга провели на испытательной площадке. Каждый был занят своим делом. Но когда студенты вернулись домой, их поведение стало не совсем обычным. Молодых инженеров обуял внезапный прилив нежности друг к другу.
— Эх ты, Гога, Гога! — говорил Корелин, почти обнимая Шереметьева. — Что-то ты сегодня невеселый. Ты понимаешь, вот смотрю и на тебя, и почему-то мне вспоминается, как мы впервые познакомились с тобой на первом курсе. Хорошее было время!..
— Ты тоже немного грустный, — говорил Богдыханов, обращаясь к Корелину. — Эх, товарищи, много хорошего нам пришлось пережить вместе! Жалко будет, если…
Что именно «если», Богдыханов не договорил. Да его и никто не спрашивал. Каждый был погружен в какие-то свои неотвязчивые мысли.
— Вы меня простите, товарищи, — наконец заявил Корелин. — Мне нужно отлучиться на часок. Вы не дожидайтесь меня и ложитесь спать.
Корелин ласково посмотрел на своих друзей и вышел из комнаты.
Богдыханов, проводив его каким-то печальным взглядом, уселся за стол и принялся писать письмо, изредка поглядывая на Шереметьева, молчаливо сидевшего на диване. В это время Корелин уже шагал в темноте по направлению к испытательной площадке.
В проходной будке он встретил дежурного, Панферыча. Корелин объяснил ему, что забыл проверить в лодке какую-то мелочь и не желает откладывать этого дела до утра. При этом он тут же попросил у Панферыча листик бумаги и конверт.
«Дорогие товарищи! — писал Корелин, сидя в проходной будке, — Я решился на этот шаг, чтобы избавить Арама Григорьевича от риска. Прошу не считать мой поступок за высокий и героический. Он продиктован мне только моей совестью. Ваш Александр Корелин».
Затем Корелин запечатал конверт и попросил Панферыча передать его рано утром, когда кончится дежурство, в канцелярию института. При этом он неожиданно обнял Панферыча и поцеловал его в щеку.
— Что это с тобой? — удивился Панферыч.
Но Корелин ничего не ответил и скрылся за дверью. Через несколько минут в проходной показался Богдыханов. Щурясь от яркого светя лампы, он принялся перечитывать письмо, написанное им дома.
«Товарищи! Зачем главному инженеру рисковать жизнью? Это было бы неправильно! Надеюсь провести испытание хорошо. До скорого свидания! Богдыханов».
— Забыл посмотреть одну вещь, — объяснил он Панферычу, передавая конверт, — Отдашь в канцелярию после дежурства.
— Волнуются ребята. Ясно. На них тоже ответственность лежит не маленькая, — решил Панферыч, вспомнив о предстоящем испытании.
Однако когда в проходной появился Шереметьев и тоже стал предлагать ему для передачи письмо, то в голове Панферыча зародилось смутное подозрение.
«С одной стороны, студенты строили и собирали лодку… — думал Панферыч. — Допуск у них имеется на площадку для любого времени. Препятствовать их входу не имею права… А вдруг они собираются сами уехать вместо главного инженера? — молнией мелькнула догадка. — Дай-ка, на всякий случай, проверю», решил он через некоторое время.
Панферыч окликнул еще одного вахтера и направился с ним на испытательную площадку.
Но было уже поздно.
Когда они подошли к месту, где стояла лодка, на ее месте был лишь яркий пучок света, который становился все меньше и меньше. Наконец он совсем исчез в глубине. Подбегающих людей обдал вихрь пыли и комьев сырой глины, вырывавшихся из зиявшего в земле отверстия.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ДВЕ ЗЕМЛИ…
Глухое монотонное жужжание наполняло кабину подземной лодки. Изредка ее корпус вздрагивал, и слышался скрежет металла. Это острые стальные резцы, вгрызаясь в землю, попадали на мелкие камни. Камня терлись о наружные стенки, и тогда внутри движущегося аппарата слышался протяжный визг.
Кабина лодки освещалась маленькими электрическими лампочками, вделанными в стены. Они озаряли мягким рассеянным светом небольшие овальное помещение.
В первые минуты своего путешествия друзья не разговаривали. Они явно были в замешательстве, чувствуя себя виноватыми друг перед другом. Друзья прекрасно понимали, что каждый из них намеревался уехать один.
Кабина была рассчитана на двух путешественников. Присутствие третьего создавало в помещении тесноту. Поэтому Шереметьеву, попавшему в лодку последним, пришлось расположиться на аккумуляторных ящиках в согнутом положении.