В глуби веков
Шрифт:
— Это их имущество, — пожав плечами, сказал Птолемей, — богатство, добытое в бою. И наше тоже. И твое, царь. И твоей жены Роксаны, которая следует за тобой. Не бросать же сокровища на дорогах.
Александр снова нахмурился.
— Нам предстоит перевалить огромные горы. Вы сами знаете, что это такое. Куда же с этими повозками, с этим скотом, с этими вьюками? Кто мы? Войско или целая колония, которая ищет земли, чтобы поселиться?
— Царь, — сказал Гефестион, видя, что Александр начинает закипать от гнева, — я готов в любую минуту сжечь все, что принадлежит мне.
Александр быстро взглянул на него. Сжечь? Это правильно. Иначе избавиться от этой
— Так я и сделаю, — ответил он, — сожгу.
— Ого… — проворчал Леоннат, — будет много шума.
Александр не боялся этого. И когда после многих трудных дней перехода в ясном весеннем небе засветились белые вершины гор, Александр на привале обошел войсковые части. Как всегда красноречивый, умеющий без ошибки находить нужные слова, он обратился к своим воинам:
— Мы не за тем пришли сюда, чтобы собирать сокровища. Боги гневаются, когда человек так умножает свое имущество. Мы пришли завоевывать чужие земли, а тащимся с этим обозом, как переселенцы. Нам надо избавиться от всего лишнего, чтобы снова стать войском победителей! Где мои сокровища? — закричал он, закончив свою речь. — Свалите всё вместе!
Возчики подгоняли подводы с царским добром, снимали вьюки и все бросали в кучу. Веревки на вьюках лопались, золотые чаши, посуда, пурпурные хитоны и шитые золотом плащи сверкали перед изумленными и испуганными глазами толпившихся вокруг воинов. Царь потребовал зажженный факел. И тут же поджег свои богатства. Загорелись дорогие ткани, сваленные грудой. Сначала огонь шел туго, набрав силу, он запылал высоко и ярко. Воины, окаменев, стояли вокруг, не сводя с костра изумленных глаз…
— Подожгите и мою поклажу, — приказал Гефестион.
— И мою! — крикнул Кратер.
— И мою тоже! — сказал Птолемей.
Вздох прошел по рядам воинов, послышались восклицания, пока еще неопределенные, невнятные. Слуги тащили из палаток этеров и военачальников все, что добыто в походе, сваливали в груду, поджигали… Царедворцы молча смотрели, как вспыхивают пурпурные плащи, как плавится на них золото, как оплывают и превращаются в куски металла дорогие амфоры и чаши.
С Гарпалом, хранителем сокровищ царя, вышла заминка. Этот тщедушный человек, неспособный к военной службе, страдал безмерной жадностью. Жажда богатства одолевала его. Он брал и грабил где только мог и тащил все в свой шатер и там прятал в тяжелых сундуках, скрывая ото всех, даже от друзей, свои сокровища. Когда запылали костры этеров, Гарпал онемел от горя. Бледный, он стоял возле своей палатки и глядел куда-то в неопределенную даль, будто не видя и не слыша, что происходит. А может, его не заметят, может, оставят…
Но и этеры, и воины, стоявшие у костров, с пристальным вниманием ждали, что сейчас выволокут из палатки Гарпала. И когда он увидел, что слуги с факелами идут к нему, Гарпал бросился к Александру:
— Царь, прошу тебя, пусть зажгут всю палатку, пусть все сразу сгорит. Незачем вытаскивать…
Александр засмеялся. Он все понял. И еще раз пощадил Гарпала; он много прощал ему в память их давней дружбы.
— Сделайте, как он просит. Сожгите все вместе с палаткой.
— Я сам.
Гарпал выхватил факел из рук слуги и сам зажег свою палатку вместе со всем богатством, что в ней находилось, пока ничего этого не вытащили и не увидели. Красный огонь факела ложится пятнами на его побледневшее лицо. Когда пламя оранжевой бахромой побежало вверх по краю палатки, все ждали, что Гарпал сейчас упадет и умрет на месте… Но палатка запылала, Гарпал добавил еще огня и там и тут. И вдруг все увидели,
— Пусть горит! — закричал он со смехом. — Эх, пусть горит все!
Это сразу разрядило трудное молчание войска. Шум пошел по равнине, где стоял лагерь. Какое-то бесшабашное веселье охватило воинов.
— Пусть горит все! — кричали в лагере. — Пусть горит, пусть пропадает!
По лагерю заметались факелы, задымились костры. С криками отгоняли развьюченных животных, опрокидывали повозки, волокли в огонь разодранные тюки, охапками бросали в костры все, что тащили по длинным дорогам Азии. Женщины тихонько плакали в повозках. А воины, охваченные яростным весельем разрушения, бросали в костры все, что попадало под руку.
— Эх, пусть все горит!
Повозки обоза опустели. Лишь обоз с военным снаряжением остался нетронутым. Охрана возле него стояла строгая, невозмутимая, с оружием в руках.
— Эх, пусть горит!
Теперь им уже не страшны ни крутизна, ни снежные перевалы, ни темные ущелья.
А путь впереди предстоял опять через те же грозные скалы Паропамиса, из которых они уже однажды едва вырвались. А дальше — в Индию, в неизведанную и, может быть, такую же трудную страну.
— Пусть горит!
ВОРОТА В ИНДИЮ
Быстрый, сверкающий Кофен [*] , возникший где-то под самым небом, в горных вершинах, стремился вниз по узкой долине. Скалы громоздились по сторонам Кофена, будто удивляясь смелости этой реки, которая пробилась в их каменное царство и теперь бежит, гремя и ликуя, в долину Пешавара.
Двойной и тройной стеной стоят твердыни гор, охраняя страну индов. Узкие проходы на севере завалены снегом, грозят льдами и обвалами. Скалистые ущелья на юге дышат пламенем нестерпимого зноя и ужасом гибели в бездонной пропасти, оскалившейся острыми красными глыбами камня… Нет дороги в Индию никому. Нет дороги!
*
Кофен — приток Инда, ныне Кабул.
Когда-то, во времена ассирийского могущества, пыталась проникнуть в Индию царица Семирамида. Искали путей к покорению Индии и персидские цари Ахемениды. Сам великий Кир добивался этого. Но ни одному Ахемениду не удалось проникнуть в зачарованную, овеянную легендами страну. Нет путей в Индию, не найти ворот туда!
Александр эти ворота нашел. Много веков в долине Кофена слышался только шум воды и голос ветра в ущельях. А сейчас по его берегам шла македонская армия — конница, пехота, военный обоз… По правому, южному берегу Кофена, в предгорьях Сефий-Куха, шли с войском Гефестион и Фердикка. По левому, северному берегу, у отрогов Гималаев, вел свое войско Александр. Он знал: здесь таятся опасные горные племена, с которыми придется сразиться. Он знал, что Кофен приведет его в цветущую равнину Пешавара, а потом и к реке Инду. Он уже многое знал.
Еще в Александрии Кавказской, где отдыхало его войско, Александр получил письмо от Таксилы, индийского раджи, царство которого лежало как раз там, где Кофен впадает в Инд. Таксила узнал, что царь македонский готовится к походу в Индию. Даже тройная стена гор не задержала вестей о непобедимости Александра. Если он задумал идти в Индию, так он придет. Он отыщет долину Кофена и спустится прямо к нему, в его царство.
Что делать Таксиле? Принять бой, встать на пути в родную страну и не пропустить врага?