В глубинах полярных морей
Шрифт:
Почему же все-таки потребовалось направить в Карское море «катюшу»? Лучше «щуку» или хотя бы «эску».
Командующий терпеливо объяснил. Не исключена возможность набега на наши внутренние коммуникации надводных рейдеров. Поэтому признано целесообразным иметь в Карском море подводный крейсер, вооруженный солидными пушками и способный в случае необходимости вести артиллерийский бой.
Предпосылка с тактической точки зрения была несостоятельной. Если перед лодкой ставится задача по прикрытию своих коммуникаций от надводных сил, то в расчет должно приниматься лишь ее торпедное вооружение. Противник может послать для рейдерства корабль не менее чем крейсерского класса. А против такого корабля глупо даже пытаться применить артиллерию. Артиллерия нужна
И уж если так нужна «лодка с пушкой», то чем плоха, например, лодка типа «С», которых у нас сейчас хватает? Ведь на них стоит такая же «сотка», что и на «ка-
[265]
тюшах «. И наконец, как же можно посылать в боевой поход лодку без командира?
Все это я, может быть слишком взволнованно, высказал командующему. Меня поддержал присутствовавший при разговоре Виноградов. Арсений Григорьевич устало ответил:
— Все это, Иван Александрович, я знаю так же, как и вы. Но Москва настаивает на том, чтобы пошла «К-1». Я два раза туда звонил, но все мои доводы отвергли. Старикова требуют заменить комдивом. Так что готовьте «К-1». Пойдет Хомяков.
Трудное дело война. Но во много крат труднее, когда мешают воевать, заставляют тебя выполнять чьи-то неразумные решения, вызывающие внутренний протест.
Ремонт на «К-1» закруглили и срочно подготовили ее к походу. С тяжелым сердцем провожал я в море Михаила Федоровича Хомякова. Беспокоило состояние лодки. Да и вообще все как-то получалось нехорошо. Вся эта не вызванная никакой прямой необходимостью спешка не сулила ничего хорошего.
Было это в сентябре. А в октябре связь с лодкой оборвалась, и в базу она не вернулась. Прошли все сроки окончания похода, а «К-1» так и не появилась в Екатерининской гавани. Что с ней произошло? Возможно, ее потопила неприятельская лодка.
Так или иначе, мы потеряли подводный крейсер и замечательную команду во главе с опытным комдивом, старым подводником капитаном 1 ранга Хомяковым. Погиб и новый инженер-механик «катюши» Александр Иванович Смычков, перешедший сюда с «М-171».
Путь Смычкова к должности корабельного механика был тернистым. Учился он на дизельном факультете военно-морского инженерного училища имени Дзержинского отлично. Но перед самым выпуском в чем-то провинился, и его списали на флот, не дав ему защитить диплом. Так оказался он на Севере, в БЧ-5 одного из тральщиков.
Но Александра Смычкова влекла служба на подводных лодках. И он добился своего. В него, недипломированного инженера, поверили и перевели на должность механика «М-171». Произошло это в 1940 году. Здесь на лодке Смычков скоро освоился и к началу войны был уже
[266]
довольно опытным, хорошо разбирающимся в своем деле специалистом. Не раз он отличался в боевых походах, грамотно и быстро управляя плавучестью лодки, устраняя сложные повреждения техники.
Была у Смычков а мечта: изменить профиль службы, пойти по командной линии, стать командиром лодки. Может быть, это ему бы и удалось. Во всяком случае, он сумел получить допуск к несению ходовой вахты и с обязанностями вахтенного командира справлялся неплохо. Но все случилось иначе. Уже инженер-капитан-лейтенантом перешел он со Стариковым на «К-1», чтобы не расставаться со своим командиром. На этой лодке в Карском море и пробил его последний час.
Постигла нас в октябре и еще одна тяжелая утрата. Не вернулась Краснознаменная «Щ-403», на боевом счету которой имелось шесть транспортов, два тральщика и сторожевой корабль — богатый урожай, собранный в четырнадцати боевых походах.
Погиб прекрасный экипаж — сплаванный, обстрелянный, закалившийся в боях. Погиб замечательный командир, отважный воин и чудесный человек
Список горьких октябрьских потерь завершила гвардейская Краснознаменная «М-172».
Прославленная лодка в октябре пошла в свой второй после длительного ремонта боевой поход. Командовал ею капитан-лейтенант Кунец.
До этого, если помнит читатель, Кунец уже был командиром «малютки». Но ничем хорошим проявить себя ему не удалось. «М-173» под его командованием не добилась ни одной победы. Даже имея боевые столкновения с врагом, он оказывался не в состоянии успешно провести торпедную атаку. Не было у него для этого нужных командиру качеств. И в начале 1942 года его, заменив Терехиным, назначили старпомом на «С-102». Это было правильное решение.
Но велика порой бывает сила заблуждения человека в самом себе. Кунец так и не понял — в чем винить его,
[267]
конечно, нельзя, — что хороший командир корабля из него не получится. Он твердо считал, что его призвание — командовать лодкой. Об этом он, случалось, говорил и Морозову и своему новому командиру — Городничему.
Когда Фисанович получил назначение на должность комдива, Купец стал настойчиво проситься на освободившееся место командира «М-172». Морозов походатайствовал за него. Городничий поддержал. И хотя весь мой опыт говорил, что делать этого не следует, что год службы старпомом на «эске» не восполнит у человека то необходимое «что-то», не отпущенное ему природой, я поддался на уговоры. «А ведь это не худший выход, — думалось мне. — Кунец все же подводник опытный. И просится-то он не к легкой жизни, а на тяжкий командирский труд. Значит, чувствует в себе уверенность. Да и где возьмешь подготовленного командира?»
Так Кунец вступил в командование знаменитой «малюткой», еще находившейся в ремонте. Меня радовало то, что Фисанович не порывал связи со «своим» кораблем. Он не упускал случая, чтобы побывать на нем, встретиться с людьми, поговорить с ними хотя бы просто так. Но ведь и разговор «просто так» с умным человеком не проходит для окружающих бесследно. Все это, по моим представлениям, должно было помочь Кунцу набраться уверенности, почувствовать под ногами твердую почву.
После ремонта в первом походе «М-172» участвовал Фисанович. Плавание оказалось безрезультатным. Израиль Ильич ничего плохого о новом командире сказать не мог. И в следующий поход его решили отпустить одного.
Ожидая возвращения своей любимой «малютки», Фисанович приготовил ей маленький подарок. Израиль Ильич не только любил стихи, но и сам пробовал перо. На этот раз он написал текст песни, специально посвященный экипажу «М-172». Слова понравились композитору Евгению Жарковскому, служившему во время войны у нас на флоте, и он написал музыку.
Вот эта бесхитростная песня:
Безмолвны и хмуры норвежские скалы, Лишь эхом откликнутся взрывы торпед, [268] Да сполохи ярко над морем сверкают, Ведя хороводы в честь наших побед. Свой орденский флаг — знамя славы и чести — «Малютка» проносит средь бурных морей, Врагу не отбиться от мести гвардейцев Ни шквалами бомб, ни огнем батарей. С кратчайших дистанций врагов мы топили, Врываясь в их порт через минный редут, Глубинные бомбы по корпусу били… Железо сдает, но бойцы не сдадут!