В годы большой войны
Шрифт:
— Не можете ли вы, господин рейхсканцлер, ответить нам на некоторые вопросы, и прежде всего, с какой целью в Румынию отправилась германская военная миссия? Мое правительство считает, что немецкие гарантии, предоставленные маршалу Антонеску, направлены против интересов Советского Союза. Такой серьезный шаг был предпринят без консультаций с Москвой. Это первое. …Вызывает недоумение также и высадка германских войск на юге Финляндии — в непосредственной близости от советских границ…
Гитлер никак не ожидал такого поворота беседы. На какие-то секунды лицо его отразило растерянность. Но он овладел собой и торопливо стал объяснять, что
Молотов возразил.
— Но сведения, которыми мы располагаем, — сказал он, — говорят о другом. Немецкие войска не собираются никуда уходить из Финляндии… В Румынию тоже прибывают германские воинские части.
Гитлер сослался на свою неосведомленность и пообещал дать нужные разъяснения при следующей встрече. Он снова начал распространяться по поводу раздела британского наследства, будто не расслышав замечания Молотова о том, что советская делегация не видит смысла обсуждать подобные проблемы.
Этот монолог тоже занял достаточно много времени. Наконец, взглянув на часы, Гитлер заторопился и предупредил: в это время англичане обычно прилетают бомбить Берлин — как раз в эти часы, в городе вот-вот объявят тревогу, и предложил перенести встречу на другой день.
Расстались холодно. Но Молотов, прощаясь, напомнил — вечером в советском посольстве состоится дипломатический прием. Он надеется увидеть среди гостей господина Гитлера… Рейхсканцлер ответил неопределенно. Если не отвлекут неотложные дела — приедет.
К подъезду советского посольства на Унтер-дер-Линден одна за другой в темноте подъезжали машины и, высадив пассажиров, растворялись в холодном осеннем мраке. Берлин был затемнен, и сквозь плотные маскировочные шторы в окна не пробивалось ни единой полоски света. В темноте город выглядел пустым и мертвым.
Стол на пятьсот персон сервировали в мраморном зале посольства. Горели свечи, тускло поблескивало старинное серебро, алели гвоздики в вазах. Гости уже собрались, но прием не начинали. Ждали Гитлера, он не приехал.
Зато остальные члены правительственного кабинета были представлены достаточно широко. Возглавлял их толстяк рейхсмаршал Геринг, любитель броских нарядов, регалий и драгоценностей. Он непрестанно выдумывал для себя особую форму одежды. На приеме Геринг появился в парадном мундире, сшитом из серебристой, похожей на парчу ткани, блиставшей, как сервировка на банкетном столе. Грудь его и живот сплошным панцирем закрывали ордена, памятные медали на ярких цветных лентах. На пальцах красовались перстни с драгоценными камнями…
Был здесь заместитель Гитлера по нацистской партии Рудольф Гесс, человек с аскетичным лицом и темными дремучими бровями, бледнолицый министр фон Риббентроп, хромой Геббельс и многие другие.
Среди гостей, как и положено по рангу, присутствовали Арвид Харнак — старший государственный советник из министерства экономики, Рудольф фон Шелиа — ответственный сотрудник министерства иностранных дел. Именно Шелиа и посвятил Ильзу Штёбе во все события, связанные с пребыванием советской делегации в Берлине.
Уже после возвращения делегации в Москву фон Шелиа пригласил Ильзу на свою новую квартиру. Преуспевающий дипломат жил теперь в аристократическом районе города и гордился
— Мне нужно очень многое рассказать, Ильза, — помогая ей раздеться, говорил дипломат. — В Берлине ходит множество политических сплетен вокруг пребывания здесь советской миссии, но кое-что в этом хаосе слухов заслуживает внимания…
Ильза подумала: то, что происходило на переговорах, Москве известно. Важно узнать, как реагировал Гитлер и его окружение на эти переговоры. Потому и приехала Альта к фон Шелиа.
— На Вильгельмштрассе, — рассказывал фон Шелиа, — не делают секрета из того, что переговоры с русскими не удались. Все обескуражены твердой позицией, занятой русскими на переговорах. Гитлер разъярен. В дипломатических кабинетах только об этом и разговоры. Конечно, доверительные, при закрытых дверях… Когда узнали, что Гитлера не будет на приеме, все зашушукались, гадая, что бы это могло значить. Я стоял с дипломатами. Они пришли к выводу, что фюрер недоволен Молотовым… Нашего ефрейтора ждали долго и гостей не приглашали к столу. Но только мы сели, едва взялись за салфетки, как объявили воздушную тревогу. В советском посольстве нет бомбоубежища. Банкет прервали и гостям предложили покинуть здание… Вы бы только видели эти расстроенные лица! И было от чего — такого лукуллова пира, признаюсь, я давно не видел. Чего там только не было! И от всего этого пришлось отказаться, уйти от почти не тронутого стола. Смешно, противно было смотреть, как представители нашего «высшего света» торопливо намазывают икрой бутерброды, складывают вдвое и запихивают под свои крахмальные манжеты, может быть в рукава, не знаю. Шокинг!.. Дамы горстями хватали конфеты и совали их в сумочки, растаскивали фрукты… Я сгорал от стыда!
Первым уехал Геринг и другие боссы. Рейхсмаршал чувствовал себя неловко. Ведь он кричал не раз, что ни одна бомба не упадет на Германию! Потолкавшись в холле, многие не стали дожидаться своих машин и пошли пешком. Надо думать, что все успели добраться домой до того, как прилетели английские «томми». Мне кажется, что в Лондоне знали о приезде советской делегации в Берлин и решили продемонстрировать ночные бомбардировки.
— Что же было дальше? — спросила Ильза.
— Дальше? Дальше была следующая встреча в имперской канцелярии. Фюрер снова торговал британским наследством, соблазнял русских — Индией, Персидским заливом. Говорят, Молотов опять перевел разговор на Финляндию, на нашу военную миссию в Бухаресте. Русские, видимо, хорошо осведомлены о наших тайнах. Молотов сказал примерно так: «Похоже, что ваша позиция, господин Гитлер, вносит в переговоры новый аспект, который может серьезно осложнить обстановку». Как это вам нравится! Он потребовал вывести наши войска из Финляндии и отозвать военную миссию из Бухареста. Гитлер ответил, что это сделать невозможно.
Потом он стал объяснять, почему задерживаются немецкие поставки важного оборудования Советскому Союзу, утверждал, что Германия не на жизнь, а на смерть ведет сейчас борьбу с Англией и вынуждена мобилизовать все свои ресурсы для решающей схватки. Молотов на это заметил: «Но мы только что слышали ваши слова, что Англия уже разбита… Кто же из двух противников ведет борьбу на смерть, кто на жизнь?» Русским нельзя отказать в иронии и остроумии. Говорят, Гитлер побледнел от ярости. Все ждали, что он вот-вот взорвется. Но он сумел сдержаться.