В городе слов
Шрифт:
На этом я покинула зал, оставив на своем прежнем месте хорошее настроение, вместо этого забрав с собой угрызение совести и боль воспоминаний.
Оказавшись на улице, я вдохнула свежий мартовский воздух, окунаясь в него с головой. Жизнь на улице города не прекращалась, она плыла словно по множеству разных течений, разнося всех по разным уголкам. Я пожалела. Я впервые так искренне пожалела о созданном мною самой барьере, который возвела во имя одного человека. Я заперла себя в иллюзии, без возможности вернуться обратно. Но эта иллюзия было единственным, что поддерживало во мне стремление к лучшему и дарило надежду на
========== Глава 3 ==========
Правда ведь, удивительно, что именно только ночь способна целиком погрузить нас в воспоминания? ©Франц Кафка
Ночью мир приобретает совершенно другой оттенок: менее красочный, но более привлекательный. Жизнь начинается с наступления темноты, и она находит новый смысл. Она дает возможность начать всё сначала, ведь днем вся грязь ощущается куда более ясно, наводит поток безнадежного уныния и беспардонно крадет желание для продолжения своей борьбы… Нью-Йорк провалился в резко пришедшую ночь, которая настигла город так торопливо, не дав мне возможности с новой ясностью воспроизвести в голове диалог в библиотеке. Время вокруг меня бежало вперед с такой неистовой скоростью, что я с легкостью могла остаться где-то позади, потеряв ниточку, ведущую за ним.
Холодный ветер подувает с севера, навевая на меня тогдашние ошибки, былые поражения и все принятые решения. Всё это ясно предстало перед моим взором, позволяя с точностью осознать, сколько всего я успела добиться за последние годы и сколько всего смогла потерять. Здесь, сидя в центральном парке, облаченная в спортивные штаны, утепленные кроссовки и закутавшаяся в теплую парку, я, поджав под себя одну ногу, ждала. В глубине души я ждала чего-то, что могло бы изменить мою жизнь, чего-то, что могло подарить мне безвозвратный билет именно в то счастье, которое обретают все. Я хотела быть всеми, но не собой. Я хотела быть везде, но не здесь.
– Почему сейчас?
Я обернулась. Позади лавочки, сунув руки в карманы, стоял Эндрю, в глазах которого я сразу же смогла увидеть боль, которую позволила себе ему причинить. Он подошел ближе, присаживаясь рядом со мной и устремляя взгляд своих небывалых черных глаз куда-то вдаль. Возможно, он мог видеть что-то более осязаемое благополучием, нежели я. Возможно, ему не приходилось винить себя в старых и недавних ошибках, терзая себя ночами и сожалея, что не поступил иначе.
– У меня бессонница, - тихо отвечаю я, поправляя волосы. – Ты сам сказал выбрать удачное время. Я выбрала.
– Что-то никогда не изменится. Как и твоя любовь к ночи.
– Зачем ты мне позвонил?
– Я собирался сделать это давно, месяц назад или около того. Не позволяла… не позволяла гордость и затаенная в уголке сердца боль, потому что я любил тебя, Деми. Любил точно так же, как и люблю сейчас, - говорит он, поворачиваясь ко мне и с искренностью заглядывая в мои глаза. – И я с легкостью признаюсь тебе в этом, потому что все знаю наверняка, я бы мог простить и давно простил, но знаю, что из нас двоих вернуться может только один – я, а ты пойдешь дальше наперекор возможностям и терзаемая всеми возможными ошибками…
– …потому что у ошибок нет срока давности.
– Возможно. Но это не дает тебе права позволять им манипулировать тобой. Ты не можешь вечно убегать от них, с ними придется жить.
– Мы все будем жить с ошибками, Эндрю. Но кто-то может постоянно на них смотреть
– Значит теперь я – ошибка?
Я посмотрела на него, но не ответила, потому что за меня всё сказала тишина. Прежде он, человек, на которого я всегда могла положиться и которого, казалось, люблю всем своим существом, превратился в одну сплошную ошибку, на которую я едва могла смотреть. Слишком сильно я привыкла убегать, чтобы теперь останавливаться. Мои тормоза отказали где-то на середине пути, когда я со всей возможной силой давила на газ, чтобы оказаться впереди. Это превратилось в отвратную привычку, которая каждый день напоминала о себе, заставляла чувствовать себя самой последней трусихой и просто никем. С этим я проживала каждый час и каждую секунду, но это чувство исчезало лишь в те минуты, когда телефон вибрировал от нового сообщения.
– Ладно, - холодно произнес он, тяжело вздыхая и явно пытаясь побороть в себе вспыхнувшую ярость. – Не поэтому просил о встрече, я шел не за попыткой вернуть всё на свои прежние места. Хотя бы потому, что это слишком для меня, и я впервые поступлю как ты, просто пойду вперед, закрыв глаза.
– Тогда зачем?
– Я просто хотел отдать тебе это… – Он достает из кармана своего пальто маленькую черную коробочку, на которую я в недоумении смотрю некоторое время. Эндрю, заметив мое смятение и тревогу, улыбнулся самой печальной улыбкой и, взяв мою руку в свою, вложил коробочку мне в ладонь.
– Не надо, - я прошептала эти два слова таким дрожащим голосом, которым не говорила со времен своего семнадцатилетия.
– Оно твое, Деми. Оно стало твоим с тех самых пор, как я увидел его на витрине магазина. Ты должна забрать это, потому что я не смогу хранить его у себя всегда, потому что оно никогда не станет чьим-то еще. Можешь сделать с ним всё что угодно, но просто забери себе. И тогда я смогу простить тебя вполне. Может быть, со временем твоя ошибка испарится, и я снова стану человеком в твоих глазах.
– Эндрю…
– Не надо, - повторяет он, посмотрев в мою ладонь.
И снова нас накрыла тишина, уводя в те бездны, в которых мы когда-то начали терять друг друга. Он смотрел прямо на меня, сквозь меня, он обнажал взглядом мою душу. А я смотрела на него, утопая в море сочувствия, любви и неисправимой боли. И тогда я впервые поняла, насколько сильно может быть раним человек, насколько глубоко раны могут засесть в душе, но, несмотря на эти повреждения, я смогла увидеть то, что через них люди находят силы переступить и идти дальше. Я смогла познать глубину человеческой души лишь в его взгляде, спустя столько лет. А для этого требовалось пройти сквозь счастье или позволить счастью пройти сквозь себя.
Эндрю в последний раз прикоснулся своими губами к моим, оставляя последний нежный поцелуй. А затем он исчез. Просто встал и ушел, не бросив напоследок привычное «Прощай», не сказав ничего. Вместо каких-либо фраз он оставил воспоминания, позволив мне ощутить некое подобие облегчения. Он меня простил. С прощением жить легче, чем без него. Так мы заглушаем свою боль.
Деметрия: По-моему, я наконец почувствовала легкость.
ТомО: Значит, пора расправить крылья.
Деметрия: Что ты имеешь в виду?