В городе Ю. (Повести и рассказы)
Шрифт:
Находки и потери.
Жена заглядывает в ванную.
— О! Никак засос! Поздравляю!
— Поцелуй Иуды,— хмуро поясняю я.
Не спится уже как-то по-новому… Несомненные шаги прогресса: все дворовые бандиты оборудовали свои рыдваны сигналами угона — и всю ночь завывает то один, то другой, причем воют, даже меняя тон и ритм, подолгу, видно, хозяевам лень подниматься из теплой постели ради такой ерунды.
Маленькая ночная серенада для семи сигналов угона с котами!
Ночь глухая неспешно идет. Лишь машины воЖизнь пошла, словно и не уезжал, только обозначился вдруг резкий интерес к помойке — раньше его не замечал. То и дело восторженно вбегал домой с замечательными трофеями в руках. «Смотри!»
Жена и дочь переглядывались.
…А что? Эти инофирмы, расплодившиеся вокруг, иногда выбрасывают почти целые вещи!
В одну из ночей проснулся от удушья: вся комната была заполнена дымом, пес, цокая когтями, носился по коридору, но почему-то не лаял. Я подскочил к водогрею — не горит, потом свесился в форточку: так и есть, из хранилища мусорных баков под нашей кухней валил дым! Был и огонь — на стене напротив дрожала тень решетки.
Я стал лихорадочно одеваться. Эти гении помойки, разыскивая сокровища, швыряют в баки окурки… форменный пожар!
— Ты куда? — проснулась жена.
— На помойку! — Она презрительно отвернулась к стене.
Огонь уже бушевал вовсю, сразу в трех баках!
А ведь сама же она говорила, что нижние соседи весь день через окна загружали канистры с бензином!
Я стал стучать им в окно… Тень моей фигуры довольно красноречиво металась по дому, доставая до крыши… Но хозяин… или хозяйка абсолютно невыразительно глядела на меня… потом задернула занавеску. Поразительно! Никакой реакции! И ведь дети у них! Ну и что? Видно, выросли люди, которым пожары, тюрьмы кажутся уже чем-то вполне правомерным, привычным… «Ну и что?»
Лишь Бог о нас заботится: выпал снег!
Я набивал его в ведро, опрокидывал в баки — сначала снег таял еще на лету, потом стал оставаться — пока я бежал за новой порцией, пробивалось пламя. Наконец я утрамбовал все баки снегом, победно вытер пот, огляделся… Кое-где засветились в доме окна, но, в общем-то, паники никакой. А может ли быть у нас паника вообще? Думаю, что с нашей закалкой — навряд ли!
Гордясь силой нашего духа, я лег.
Под Новый год принято подбивать итоги… А чего подбивать? Все, что было у нас, смели вместе с ненавистным строем, а то, что пробивается по новой, как-то растет мимо нас. Был самиздат, за который преследовали нас… теперь хамиздат, который нас, увы, не преследует!.. Что еще? Статьи «Литературные шампиньоны» — о новой литературе — так и не написал. И абсолютно правильно сделал. Себе дороже! Что еще? Более ничего! «Дэтс олл!» — как говорят англичане.
Но на елку, может быть, хватит — пересчитал бумажки, все время меняется их значимость, не успеваю привыкнуть!
Толкучка Сенной площади уже притихла — лишь самые отчаянные ханыги толкались здесь, но торговали лишь ветками. Как всегда — опоздал! Спрячь свои бумажки — не пригодятся!
На всякий случай я обошел площадь и в дальнем закутке, в темноте, нашел елки: они стояли в изобилии, прислоненные к стене. Я выбрал одну скромную, но прекрасную,— постоял, задумчиво встряхивая ее в руке… Потом с нетерпением поглядел на двух ханыг, спорящих чуть в стороне о чем-то высоком. «Ваша?» — крикнул я. Но ближний ханыга только отмахнулся — люди о важном говорят, а ты лезешь с ерундой! Я пошел, сначала
Радостный, я распахнул дверь на лестницу, взлетел к своей площади и обомлел — прямо перед моей дверью сидел какой-то восточный человек — кореец, китаец? — в каком-то странном оцепенении. Я обомлел… Что же это? Новогодний подарок?
— Ты что же это? — выговорил наконец я.
— Не могу! Живот прихватило! — с натугой выговорил он.— Да я по-умному, на газету! Не беспокойся — уберу!
Странный Дед Мороз! Таиландец? Малаец?.. Не елкой же его бить!
Тут я заметил, что из-под него действительно торчит угол газеты… Прогрессивная? Реакционная? Незнакомая какая-то верстка!
— Ну, смотри,— абсолютно безвольно пробормотал я и бочком пробрался в квартиру. Прикрыв дверь, я стоял за ней с колотящимся сердцем… Что же это? Выждав, сколько требовали приличия, я приоткрыл дверь… Лестница пуста! Не обманул малаец! И звонок уже месяц не курочили: видно, беспощадные лестничные дизайнеры достигли наконец идеала, удовлетворены его теперешним видом… И это — вместе с благородным поступком непальца — и будем считать главными успехами прошедшего года.
Почти уже перед полночью позвонил, рыдая, Ширшович:
— Что же он делает? Мы же так верили ему! Всю душу ему отдали!
— А вот это напрасно! — Я грубо захохотал.— Всю душу не надо было отдавать — надо было частичку оставить!
Ширшович грохнул трубкой.
— Что значит — «нечего надеть, ничего нового?» Ожерелье из пробок надень! Продали его? Это когда же?
Во дворе, в отличие от обыденных выстрелов, грохнул фейерверк, и весь двор подошел к окнам — и мы тоже махали. Завыли сигналы угона, но без них уже и праздник — не праздник!
…Проснулся я в уголке прихожей, почему-то сидя на сундуке. Видимо, зашел сюда, чтобы разбежаться отсюда для выпивания заключительной, сто шестнадцатой рюмочки — и внезапно уснул! Бывает.
Пес, не признавая никаких компромиссов, горячо задышал мне в ухо… У этого одно на уме! Но найти трудовую одежду среди этой свалки нелегко, кругом — одна роскошь… Ага!
Мы вышли на пустую улицу. Такая же пустота, мне вспомнилось, была в один из предыдущих, первых дней года… какого же? Уже и не упомнишь — столько было всего. Помню только, что с этого дня разрешили поднимать цены во сколько угодно раз, и было почему-то страшно… А счас — нет. Хотя абсолютно все может быть, но как-то уже не волнует… После пожара возле бензиновых баков как-то успокоился… На углу у нас намечался было росток капитализма: появилась тележка «Макдоналдса», и абсолютно трезвый парень в козырьке продавал гамбургеры. Но в последнее время почему-то появилась старуха в валенках с галошами и вместо гамбургеров всем давала землистые котлеты за ту же цену. Что? И в капитализме уже разочаровались? У нас надо держать ухо востро! У нас это быстро.
— Вот! — Старуха с каким-то мрачным удовлетворением кивнула на котлеты.— Бьют и плакать не дают!
Как это понимать? Чему радуется? Ясно только одно — как бы мы пережили все повороты нашей истории, не будучи мазохистами?!
Пес вдруг дернул налево. Ого! В Александровский сад? Не слишком ли жирно будет?.. Впрочем, хотя бы ему можно сделать новогодний подарок?
Невский был пуст. Мы с псом почти бежали. Вот некогда любимый журнал «Нева», сдавший свое помещение почти полностью фирме камней и теперь слегка погибающий от голода среди драгоценностей.