В гостях у эмира Бухарского

Крестовский Всеволод Владимирович

При пріем нашего посольства одтъ онъ былъ очень просто, въ обыкновенный адрясовый халатъ; на голов блая кисейная чалма безъ всякихъ вышивокъ и украшеній. Во время разговора сидлъ онъ нсколько наклонившись впередъ и засунувъ кисти сложенныхъ рукъ въ опушенные мхомъ просторные рукава халата. Говоритъ пріятнымъ теноромъ и тихимъ голосомъ, но быстро и отрывисто, слушаетъ очень вдумчиво, какъ бы стараясь уловить и запечатлть въ себ каждое слово, каждый малйшій оттнокъ обращенной къ нему рчи. Разговоръ съ нимъ впервые за все время нашего пребыванія въ бухарскихъ предлахъ обошелся безъ стереотипныхъ изъявленій дружественныхъ чувствъ «маленькой» Бухары къ «великой» Россіи и соображеній о томъ, насколько нужны

для первой неизмнная дружба и покровительство послдней. Онъ просто заявилъ, что очень радъ видть насъ у себя, что отецъ уже заране писалъ ему о предстоящемъ прибытіи русскаго посольства, поручая принять его членовъ какъ можно лучше; затмъ спросилъ, какъ мы нашли здоровье его отца, хорошо ли совершили нашъ путъ и долго ли пробыли въ Бухар, а въ заключеніе просилъ погостить у него дня три, если можно. Но когда князь заявилъ, что въ силу телеграммы генералъ-губернатора посольство должно торопиться въ Ташкентъ и доле однхъ сутокъ оставаться въ Кермине не можетъ, то тюря-джанъ не сталъ настаивать и поднялся съ мста, подавъ тмъ знакъ къ окончанію аудіенціи.

Посл поочереднаго рукопожатія мы уже выходили было изъ комнаты, какъ вдругъ, словно вспомнивъ что-то, онъ обратился къ маіору Байтокову:

— Ахъ, да, мн сказывали, что съ вами есть команда казаковъ?

— Есть, ваше степенство.

— Могу я просить князя, чтобы мн ее показали? Мн очень бы хотлось ихъ видть.

Байтоковъ перевелъ это князю, который, конечно, изъявилъ полную готовность удовлетворить желаніе тюря-джана, а этотъ послдній отъ души поблагодарилъ его за это и на томъ мы разстались.

Наша конвойная команда немедленно представилась тюря-джану подъ начальствомъ браваго урядника Толстова, который ввелъ свой спшенный взводъ во внутренній дворикъ справа рядами и выстроилъ его во фронтъ противъ оконъ пріемной. Сеидъ-Абдулъ-Агатъ-ханъ, показавшись въ окн, привтствовалъ казаковъ движеніемъ правой руки, приподнявъ ее къ чалм. Т дружно гаркнули ему на это «здравія желаемъ вашему степенству!» и затмъ по команд вынули шашки, взяли «на плечо», «на краулъ», опять «на плечо» и вложили ихъ въ ножны. Этимъ и кончилось представленіе конвоя, который въ заключеніе пропарадировадъ мимо оконъ справа рядами. Но замчательно, что изо всхъ бековъ и высшихъ военныхъ чиновъ бухарскихъ единственно Сеидъ-Абдулъ-Агатъ-ханъ поинтересовался нашими казаками.

У него есть тоже своя политическая партія; неизвстно лишь, насколько самъ онъ причастенъ ея планамъ и мечтаніямъ. Это все та же партія бухарскихъ такъ-сказать «націоналовъ», о которой я упоминалъ уже раньше. Ея завтное стремленіе заключается въ возстановленіи полной независимости Бухары во всемъ ея прежнемъ величіи. Къ сожалнію, при этомъ только упускается изъ виду взаимное отношеніе средствъ и силъ Бухары и Россіи, что впрочемъ и немудрено при совершенномъ невжеств ходжей и ишановъ, изъ коихъ и состоятъ партія «націоналовъ», живущихъ мыслію въ прошломъ и закрывающихъ глаза на настоящее, Имъ кажется, что эмиру стоило бы только захотть и съ помощію Аллаха возрожденіе могущественной Бухары совершилось бы какъ по щучьему велнію; но эмиръ-де не хочетъ, потому что продалъ Бухару русскимъ. Купцы, напримръ, особенно изъ тхъ, что здятъ на Макарьевскую, никакихъ такихъ иллюзій не питаютъ и ни къ какимъ подобнымъ партіямъ не принадлежатъ, но это именно потому, что они практически, съ наглядки могутъ соразмрять и взвшивать силы и средства Бухары и Россіи. Впрочемъ, какое дло высокомудрымъ ишанамъ и ходжамъ до аршинниковъ-купцовъ, и станутъ они еще «преклонять свой благородный слухъ на нихъ низменныя рчи»!

Одна фракція «національной» партіи, извстная подъ названіемъ «Каршинской», придерживается (разумется втайн) мятежнаго Катты-тюря, старшаго сына эмира; другая же, «Керминенская», упованія свои возлагаетъ на Абдулъ-Агата. Еще въ Бухар было мн доставлено секретное свдніе о надеждахъ и планахъ керминенскихъ націоналовъ, которые въ личномъ характер Абдулъ-Агата усматриваютъ залогъ ихъ осуществимости. Не касаясь вопроса о томъ, насколько эти планы разумно цлесообразны и вообще осуществимы, я только ради курьеза раскажу ихъ сущность, какъ мн самому ихъ передавали.

Исходная точка керминенскихъ плановъ, это кончина ныншняго эмира, когда, по извстному средне-азіятскому обыкновенію, неминуемо возникнетъ между его сыновьями и родственниками борьба и усобица за захватъ власти. Изгнанный Катты-тюря, какъ извстно, лишенъ отцомъ всхъ правъ не только на ханство, но и на какое бы то ни было наслдіе въ бухарскихъ предлахъ. Это однако не устраняетъ для него возможности домогаться ихъ всми путями посл смерти эмира, при помощи своей партіи. Для этого потребуется свергнуть какимъ бы то ни было способомъ Абдулъ-Агата, когда послдній займетъ тронъ Бухары, къ чему ныншній эмиръ и прочитъ его уже заране. Но вступая законнымъ путемъ въ Бухару, Абдулъ-Агатъ, для успшной

борьбы со старшимъ братомъ, долженъ будетъ обратиться къ помощи Россіи, а это такой шагъ, который неминуемо возстановитъ противъ него всхъ «націоналовъ» безъ различія партій. Притомъ же «Керминенцы» знаютъ, что если возьметъ верхъ Катты-тюря, то вс вліятельныя, выгодныя мста и высшія должности въ ханств сполна перейдутъ въ руки «Каршинцевъ», и тмъ самымъ ихъ собственная партія будетъ устранена отъ длъ и обречена на ничтожество, если даже не на «прирзъ». Они полагаютъ, что для Россіи безразлично, кто бы ни сидлъ на Бухарскомъ ханств, лишь бы сидящій былъ всегда и во всемъ ея покорнйшимъ слугой; они полагаютъ также, что если сядетъ даже Катты-тюря, то и онъ волей-неволей долженъ будетъ слдовать въ отношеніи къ русскимъ ныншней политик своего отца, такъ какъ самостоятельно держаться противъ Россіи на равнинахъ, да еще при томъ условіи, что она владетъ водой Зерашпана, невозможно. Поэтому вся равнинная, степная часть Бухарскаго ханства для будущей борьбы за независимость ни въ какой разсчетъ не принимается. Планъ этой борьбы разсчитываетъ на хорошо населенныя, хлбородныя горныя бекства, то-есть на всю вообще юго-восточную часть ханства, которая представляетъ собою обширную страну, вдоль и поперекъ изрзанную горными узлами, высокими хребтами, отвсными скалами, глубокими пропастями, словомъ, такую мстность, гд по выраженію нашихъ казаковъ, бывавшихъ тамъ съ учеными экспедиціями, «самъ чортъ глину мсилъ». Въ случа смерти эмира, Сеидъ-Абдулъ-Агатъ, по плану «Керминенцевъ», долженъ хать не въ Бухару, а какъ можно скоре пробираться въ горы, куда-нибудь въ род Бальджуана или Дарваза, и тамъ, опираясь свободнымъ тыломъ на пограничную съ Афганистаномъ рку Пянджъ, объявить «газаватъ» — священную войну за вру противъ «урусъ-кяфыровъ», словомъ, устроить намъ новый Кавказъ, и тогда «Каршинцы» потеряютъ свою raison d'etre, такъ какъ вокругъ гази Сеидъ-Абдулъ-Агатъ хана, во имя его принципа, должны будутъ, сплотиться, вс правоврные безъ различія партій. Предполагается, что русскіе либо не захотятъ повторять свой опытъ съ новымъ Кавказомъ, и потому, войдя съ бухарцами въ добровольное соглашеніе, возвратятъ имъ Самаркандъ съ истоками Зеравшана; либо что они будутъ много лтъ истощаться безъ всякой для себя пользы на веденіе трудной горной войны, при невозможности обойти противника съ тыла, откуда, между тмъ, противникъ будетъ получать вс свои средства для веденія этой войны; въ конц концовъ, все это надостъ русскимъ, они плюнутъ и уйдутъ изъ Туркестана, и тогда Бухара снова возсіяетъ всмъ блескомъ своего былаго величія.

Это, конечно, не боле какъ пылкія мечтанія, тмъ трудне осуществимыя, что самый характеръ горныхъ таджиковъ, наклонныхъ къ мирной культур, совсмъ не представляетъ тхъ элементовъ, какіе составляли главную силу хищнически-воинственныхъ племенъ Кавказа въ ихъ долголтней борьб съ русскимъ оружіемъ. Тмъ не мене, на всякій случай не мшаетъ принимать въ свднію даже и нкоторыя мечтанія, если они характеризуютъ собою отношенія къ намъ той или другой изъ сосднихъ политическихъ партій. ^{23}

Посл визита къ тюря-джану, при обратномъ слдованіи посольства чрезъ площадь, почетный караулъ опять отдалъ ему воинскую почесть, но на сей разъ уже безъ музыки. За то неожиданно распотшилъ насъ желтокафтанный командиръ-кавказецъ. Стоя предъ фронтомъ и держа въ правой рук.саблю, опущенную «на краулъ», а лвую всею растопыренною пятерней поднявъ къ шапк для отданія чести, въ то время какъ князь прозжалъ мимо его, онъ вдругъ съ важностью и размреннымъ голосомъ, чтобы слышно было каждое слово, крикнулъ ему по-русски:

— И какъ ваши здоровья?… И здоровъ ли дохалъ, киназъ, ваши привастхадытелство?

Очевидно ему хотлось поддержать этимъ свое значеніе, въ глазахъ своей рати, — дескать вотъ какой я важный человкъ, и по-русски знаю, и какъ тонко вс приличія и долгъ любезности понимаю, и даже съ какимъ важнымъ лицомъ разговаривать могу, — поймите молъ это!

Обмнъ подарковъ послдовалъ уже по окончаніи визита: они были присланы къ намъ на домъ. Вечеромъ былъ баземъ съ томашой, но я на немъ не присутствовалъ, такъ какъ надо было многое занести въ свой дневникъ, а когда легъ въ постель, то вс эти батчи и дангарачи своими пснями и гудньемъ долго спать не давали.

30 января.

Холодъ ночью въ моей комнат былъ такой, что я нсколько разъ просыпался съ ледяными сосульками на усахъ. Принимаютъ насъ бухарцы, конечно, съ большимъ почетомъ, но нельзя сказать чтобъ особенно тепло. Что до меня, то я охотно предпочелъ бы теперь немножко мене почета, но за то хоть маленькую желзную печку въ моей комнат.

Въ три часа пополудни состоялся нашъ прощальный визитъ къ тюря-джану. По обстановк это было точное повтореніе вчерашняго, даже до крика желтокафтаннаго капитана «здоровъ ли дохалъ» включительно.