В гостях у эмира Бухарского

Крестовский Всеволод Владимирович

Вечеромъ насъ опять угощали безконечнымъ баземомъ. Мальчишки и бубенщики неистово вопятъ во всю глотку давлеными голосами, ибо по здшнему чмъ громче и крикливе, тмъ значитъ голосъ лучше и достойне восхищенія.

Но до чего все это надоло!..

31 января.

Выхали изъ Кермине въ восемь часовъ утра. Мстность хорошо населена и обработана. Въ полуташ отъ города прохали мимо развалинъ прекрасной медрессе, построенной Абдуллахъ-ханомъ. Сквозныя дыры вмсто оконъ уныло и словно съ укоромъ смотрятъ на путника, массивныя стны разрушаются все боле и боле… вокругъ бурьянъ, грязь, мусоръ… Просто смотрть досадно, когда чуть не на каждомъ шагу видишь, сколько прекрасныхъ и благодтельныхъ учрежденій прежнихъ временъ уже погибло и сколько другихъ, которыя можно бы еще поддержать, обречены на запустніе и съ каждымъ днемъ все больше рушатся

и гибнутъ отъ невжественнаго небреженія и общей апатіи. Какъ посравнить, что было эдсь два-три столтія назадъ и что сталось теперь, видишь, что жизнь этой страны, которая уже достигла было такихъ блестящихъ результатовъ, вдругъ остановилась и пошла назадъ, попятнымъ движеніемъ. Мусульманство отжило свое время и ничего не даетъ боле человчеству въ смысл самостоятельнаго творчества. Его поэзія вся въ прошломъ, какъ и его поэты, его Гафизы, Фирдусси, Саади… Альгамбра въ Гренад, джамія Селима въ Адріанопол и полуразрушенные дворцы и памятники въ Самарканд — это альфа и омега мусульманскаго искусства: въ нихъ оно дало все, что только могло дать и новаго ничего больше не скажетъ.

Вотъ въ сторон еще какія-то развалины… Но мимо! Это все одна и та же картина запустнія и Авгіевыхъ конюшенъ.

Мстность ровная. Карнапскія горы, что тянутся южне верстахъ въ тридцати параллельно нашему пути, начинаютъ теперь все больше подходить къ Зеравшану. Наивысшая ихъ точка, лезвіеобразная вершина, находится какъ разъ противъ селенія Гурь-углы.

Перехали въ бродъ чрезъ большой арыкъ Нарыпай.

Разстояніе отъ Керыине до города Зіаеддина четыре съ небольшимъ таша, или собственно ЗЗ.5 версты. На половин пути встртилъ насъ молодой человкъ, сынъ зіаеддинскаго бека, высланный своимъ отцомъ со свитой изъ нсколькихъ человкъ на границу бекства для привтствованія посольства, а за полъ-таша отъ города встртилъ и самъ бекъ съ чиновниками. На немъ былъ надтъ халатъ изъ лиловой парчи, затканной золотыми разводами и серебряными травами, а на голов чалма блая съ золотомъ. Вс они выхали верхомъ и при нашемъ приближеніи слзли съ лошадей. Мы тоже вышли изъ экипажей и обмнялись привтствіями и разспросами о здоровь и благополучіи. Значитъ урокъ, данный княземъ каршинскому беку, подйствовалъ и очевидно принятъ бухарцами къ свднію.

Зіаеддинъ носитъ громкое названіе города, но на мой взглядъ это просто ничтожная деревня, избранная почему-то подъ административный пунктъ. Она гораздо меньше и невзрачне многихъ сосднихъ кишлаковъ и отличается отъ нихъ только тмъ, что обладаетъ фальшивою крпостью безъ малйшей возможности ея обороны. Эта крпость, расположенная между Нарыпаемъ и обрывистымъ берегомъ Зеравшана, представляетъ, по обыкновенію, четырехстороннюю площадку, обнесенную глинобитною стнкой около двухъ саженъ вышины. Снаружи оно какъ-будто и крпость, даже зубчатыя бойницы наверху подланы, но только стрлять изъ-за йихъ нельзя, потому что со внутренней стороны стрлкамъ стоять не на чемъ: у этихъ стнъ нтъ валганга, и он не боле какъ высокій заборъ аршина въ полтора шириной. Ни рва, ни брустверовъ, ни даже бурджей; но ворота съ фальшивыми башенками есть, и предъ ними вдоль дороги былъ выставленъ почетный караулъ со знаменемъ; только люди были разставлены шпалерой въ одну шеренгу на значительно разомкнутыхъ дистанціяхъ, вроятно для того, чтобъ ихъ казалось больше чмъ въ наличности.

Домъ бека помщается въ крпости и обстановка его, быть можетъ въ зависимости отъ близости русской границы, отчасти смахиваетъ уже на русскій ладъ. Тутъ нашли мы и переносныя желзныя печи, и плотно затворящіяся двери, и рамы со стеклами въ окнахъ, и стекла эти были вставлены какъ слдуетъ, съ замазкой, а рамы прилажены къ филенкамъ вплотную, безъ щелей, въ которыя удобно можно просовывать пальцы, какъ было у насъ въ Шаар и въ Бухар. Нашлись тутъ и столы, устроенные на европейскій ладъ, на высокихъ ножкахъ, и нсколько буковыхъ стульевъ, и оттоманки съ шелковыми мутаками и подушками, устроенныя изъ эластическихъ сартовскихъ кроватей и покрытыя богатыми коврами. По всему замтно было, что хозяинъ любитъ жить чистоплотно и по возможности комфортабельно, а впослдствіи оказалось, что онъ и на счетъ тонкостей персидской кухни кое-что понимаетъ. По происхожденію онъ персіянинъ и приходится какимъ-то родственникомъ кушъ-беги, чрезъ котораго получилъ и настоящее свое мсто; самъ же по себ это человкъ очень любезный, обходительный, радушный и даже съ нкоторымъ какъ бы европейскимъ лоскомъ, — вроятно понатерся около нашихъ, вслдствіе частыхъ сношеній съ пограничными властями.

Все это было прекрасно, и только одинъ почетный караулъ не переставалъ смущать насъ за все время пребыванія въ Зіаеддин. Угораздило же ихъ выставить его на двор, какъ разъ противъ нашихъ оконъ и выходной двери, гд и пару открытыхъ палатокъ рядомъ поставили, одну для

офицера, другую для сарбазовъ. Чуть только подойдешь къ окну, сейчасъ, по вызову часоваго, весь караулъ выскакиваетъ вонъ и становится въ ружье для отданія чести. Машешь имъ рукой, уйдите молъ, не надо, а они все стоятъ и держатъ «на краулъ», пока не отойдешь отъ окошка. То же самое, но только еще стснительне и комичне выходило, когда кто-либо изъ насъ проходилъ чрезъ дворъ за какою-либо надобностью. Чуть завидятъ это сарбазы, тотчасъ же выстраиваютъ фронтъ въ томъ направленіи, куда отлучился вышедшій и стоятъ такъ съ ружьями «на краулъ» все время, пока тотъ не пройдетъ обратно въ комнаты.

— Уберите вы пожалуста этихъ сарбазовъ, совсмъ они тутъ ни къ чему не нужны, убждали мы приставовъ.

— О, нтъ, какъ это возможно! Мы вдь понимаемъ этикетъ и военную дисциплину. Это вы насъ нарочно испытать хотите? Нтъ, мы свое дло до тонкости знаемъ!

Вотъ поди тутъ и разговаривай съ ними!

Посл обда, оглядвшись въ своей комнат, вижу на стн нацарапана карандашемъ русская надпись. Что такое? Читаю:

«1881 года апрля 29 были уральскіе казаки здсь № 1-го, 50 человкъ с палковникомъ К-вымъ…»

А рядомъ приписка уже другою рукой:

«Тутъ мы получили троя одинъ халатъ, а то все самъ полъковникъ».

Протестъ, значитъ, на память «будущимъ». Охъ ужъ эти халаты!..

Вечеромъ опять былъ баземъ, но мы уже не ходили смотрть его.

1 февраля.

Размнялись съ бекомъ подарками и выхали въ дальнйшій путь въ семь часовъ утра. Бекъ лично провожалъ посольство до конца садовъ своего города. До Катта-Кургана остается только пятьдесятъ верстъ. Слава Богу!..

Дорога все время идетъ по густо заселенной мстности между кишлаками, орошаемыми изъ Нарыпая, но она гораздо хуже степной: тычки, ухабы и глубокія колеи даютъ себя — знать на каждомъ шагу, а въ особенности чувствительно приходится на перездахъ въ бродъ чрезъ канавы. Въ двадцати верстахъ отъ Зіаеддина лежитъ на пути торговое мстечко Миръ съ большимъ, незакрытымъ сверху базаромъ, населенное наполовину сартами, наполовину евреями, которые занимаются торговлей шелкомъ, то есть главнйшимъ образомъ его скупкой и перепродажей, а сарты торгуютъ преимущественно путевыми принадлежностями для проходящихъ каравановъ.

Въ селеніи Касагаранъ остановились для завтрака. Это было уже послднее «испытаніе», какому подвергло насъ бухарское гостепріимство, ради чего собственно и повезли насъ не по хорошей степной, а по самой отвратительной кишлачной дорог. Прощайте же вс достарханы, шрупы, кебабы и жирные палау! По доброй охот вроятно не скоро мы теперь за васъ примемся, хотя, слова нтъ, вкусны вы очень.

По вызд изъ Касагарана, свернули вправо въ открытую степь, и степью же, въ виду кишлаковъ, остававшихся въ лвой рук, въхали въ русскіе предлы. На высокомъ бугр, носящемъ имя Рамаджанъ, стоялъ пограничный столбъ, окрашенный въ спираль тремя знакомыми «казенными» цвтами, который и возвстилъ намъ съ полною точностью, что въ эту минуту мы уже въ Россіи. О, наконецъ-то!..

Чмъ ближе къ нашимъ границамъ, тмъ все боле приближается къ Зеравшану Карнапская гряда, постепенно все понижаясь, пока не переходитъ наконецъ въ незначительные холмы, которые сливаются съ нашими Зерабулакскими и Каттакурганскими высотами. На одномъ изъ такихъ холмовъ, въ виду дороги, высится каменный памятникъ съ крестомъ, поставленный надъ братскою могилой русскихъ воиновъ, павшихъ въ происходившемъ на этой мстности сраженіи 2 іюня 1868 года, гд бухарскіе сарбазы наголову были разбиты отрядомъ генерала Головачева. Мстность стала принимать всхолмленный характеръ еще не дозжая Мира, а теперь чмъ дале, тмъ все холмисте. Съ нкоторыхъ возвышенностей открывается порою широкая панорама на Міанкаль и зарчную часть Зеравшанской долины, замыкаемой въ дымк легкаго тумана силуэтами скалистаго хребта Акъ-тау. Сады этой роскошной долины, точно сплошной громадный лсъ, простираются въ глубь и ширь за Акъ-Дарьею [192] на нсколько десятковъ верстъ въ поперечник, до самыхъ горъ, на нижнихъ склонахъ коихъ чернютъ свжія полосы пашенъ — богара. [193] Это одна изъ прелестныхъ картинъ, какія когда-либо я видлъ.

192

Акъ-Дарья или, по-таджикски, Дарья-Сафить (блая рка) составляетъ правый или сверный рукавъ Зеравшана.

193

Богара — то же что ляльми. Такъ въ Зеравшанскомь оазис называются пашни, засваемыя пшеницей подъ дождь, безъ искусственнаго орошенія.