В гостях у турок
Шрифт:
Глафира Семеновна двинулась опять впередъ.
XXIX
Но вотъ и досчатыя, какъ у сарая, широко-распахнутыя двери театра, освщенныя фонаремъ съ маленькой керосиновой лампочкой. Глафира Семеновна подошла къ дверямъ и попятилась. Оказалось, что надо спускаться ступеней пять-шесть внизъ.
— Нтъ, нтъ, я не пойду туда… Это подвалъ какой-то, проговорила она.
— Подвалъ и то. Что-же это у васъ театръ-то въ склеп? спросилъ Николай Ивановичъ проводника, опередивъ жену и тоже заглянувъ внизъ.
— Простой болгарскій театръ, отвчалъ
Изъ подвала доносилось нсколько мужскихъ голосовъ. По тому слышно было, что голоса переругивались. Проводникъ побжалъ внизъ, тотчасъ-же вернулся и объявилъ супругамъ, что спектакль сегодня отмнили.
— Какъ отмнили? Зачмъ-же ты, братушка, велъ насъ сюда?.. удивленно сказалъ Николай Ивановичъ проводнику.
— Афиша… Объявленіе… развелъ тотъ руками и, вынувъ изъ кармана зеленую афишу, при свт фонаря ткнулъ въ помченное на ней число.
— Ну, а отчего-же отмнили?
— Левовъ мало собрали.
— Да оно и лучше. Все равно я въ такой склепъ не пошла-бы, заявила Глафира Семеновна.
— Но, все-таки, мн хочется посмотрть внутренность здшняго театра, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Глаша, ты подожди здсь, а я спущусь внизъ, обратился онъ къ жен.
— Нтъ, нтъ, я боюсь одна оставаться.
— Да съ тобой нашъ Метрополь останется. Онъ тебя не дастъ въ обиду.
И Николай Ивановичъ спустился внизъ. Внизу его обдало теплымъ, но сырымъ воздухомъ. Онъ очутился въ досчатомъ некрашенномъ, и даже изъ невыструганныхъ досокъ, корридор. Въ немъ была будка съ надписью: «Касса». Двое подростковъ въ овчинныхъ шапкахъ, при свт мигающей на стн лампочки, вязали въ узелъ какое-то пестрое тряпье съ позументами, очевидно, костюмы. Подскочилъ солдатъ въ шинели и въ фуражк и закатилъ одному изъ подростковъ за что-то затрещину. Тотъ заревлъ и принялся ругаться.
Въ отворенную изъ корридора дверь, Николай Ивановичъ вошелъ въ зало театра. Пришлось спуститься еще три ступени внизъ. Это былъ просто большой сарай съ узенькими досчатыми некрашенными скамейками передъ виднвшейся въ глубин приподнятой сценой. Въ первомъ ряду, впрочемъ, стояли стулья. На сцен занавсъ былъ поднятъ и при свт лампочки можно было видть двухъ солдатъ, бродившихъ по ней. Декорацій никакихъ, но за то сцена была обставлена елками.
«Ну, театръ»! подумалъ Николай Ивановичъ, покачавъ головой и вернулся обратно въ корридоръ.
— Когда-же у васъ теперь будетъ спектакль? спросилъ онъ все еще плачущаго подростка, стоявшаго около узла.
— Въ недлю, господине, въ недлю (т. е. въ воскресенье), отвчалъ тотъ.
Николай Ивановичъ поднялся во дворъ.
— Ну, что? встртила его жена.
— Ужасъ что за помщеніе! Даже наши дачные актеры-любители, пожалуй, не стали-бы играть въ такомъ помщеніи, а ужъ т на что неразборчивы. Братушка, да неужели у васъ въ Софіи нтъ какого-нибудь получше помщенія, гд даются спектакли? отнесся Николай Ивановичъ къ проводнику.
— Има, господине. Въ Славянской Бесд бываютъ спектакли. То для хорошей публики. Тамъ учители бываютъ отъ наша гимназіи, судіи, прокуроръ, офицеры…
Супруги, балансируя по дощечк, начали опять выходить на улицу.
— Я дома вечеръ сидть не желаю, заявила Глафира Семеновна мужу. — Вдь это скучища…
— Идемте, моляви, мадамъ. Есть хорошій кафешантанъ въ гостинниц «Одесса», откликнулся проводникъ. — Пніе и танцы иноземныхъ двицъ. Есть нмски актрисы, есть французски актрисы.
— Далеко это? спросилъ Николай Ивановичъ проводника.
— Сзади нашей гостинницы. Близко. Черезъ три улицы.
— Ну, такъ и веди.
Супруги двинулись по улиц, мимо освщенныхъ пивныхъ и кофеенъ. Въ окнахъ везд виднлся народъ. Изъ пивныхъ доносилась музыка, напоминающая нашу музыку на масляничныхъ каруселяхъ. Визжали единичные кларнетъ и скрипка и ихъ покрывали тромбонъ или труба.
Но вотъ входъ въ кафешантанъ при гостинниц «Одесса». У подъзда виситъ красный фонарь съ надписью: «Ресторанъ Одесса».
Ресторанъ помщается въ нижнемъ этаж. Это довольно большая зала безъ всякихъ украшеній, уставленная маленькими столиками. У одной изъ стнъ эстрада, задняя стна которой задрапирована зеленымъ коленкоромъ. У эстрады піанино. Съ потолка висятъ трапеція и кольца для гимнастовъ, но эстрада еще пуста. Представленіе еще не начиналось.
— За входъ-то надо платить? Гд касса? спросилъ Николай Ивановичъ проводника.
— Ничего не надо. Здсь за входъ ничего не берутъ, господине ваше превосходительство, почтительно отвчалъ тотъ. — Вотъ выберете себ хорошій столъ, сядете, спросите вина или чего нибудь поясти и будете смотрть спектакль.
И онъ тотчасъ-же выбралъ столикъ противъ эстрады и сказалъ супругамъ по-болгарски:
— Заповдайте, сднете, моля ви…
Супруги услись.
Проводникъ спросилъ ихъ, оставаться-ли ему или уходить.
— Уходите. Домой дорогу и одни найдемъ, кивнулъ ему Николай Ивановичъ — и проводникъ, раскланявшись, удалился.
Публики въ зал было очень немного. За однимъ столомъ сидли два офицера, пили пиво и играли въ шахматы. За другимъ столомъ компанія статскихъ болгаръ, плечистыхъ, бородатыхъ съ черными бровями, сросшимися надъ носомъ, ужинали. Слуга только что принесъ имъ на блюд цльнаго зажаренаго ягненка и одинъ изъ ужинающихъ принялся ножомъ кромсать этого ягненка, придерживая его не вилкой, а прямо рукой. За третьимъ столомъ дв пожилыя, сильно накрашенныя грудастыя женщины въ черныхъ шерстяныхъ платьяхъ и съ розами въ волосахъ пили кофе и разговаривали по нмецки. Съ ними сидлъ молодой усатый субъектъ въ красномъ фрак, бломъ жилет и бломъ галстух, причесанный 'a la капуль и пилъ вино. Это были, какъ оказалось впослдствіи, исполнитель и исполнительницы нумеровъ увеселительной программы. Около ихъ стола сидла большая черная собака и не спускала съ нихъ глазъ, ожидая подачки.
Къ супругамъ подошелъ кельнеръ, одтый на парижскій манеръ, въ черномъ пиджак и бломъ длинномъ передник до носковъ сапоговъ, и спросилъ ихъ по-нмецки, что они прикажутъ.
— Братъ славянинъ? спросилъ его въ свою очередь Николай Ивановичъ.
— Н, господине. Нмски человкъ, отвчалъ тотъ. — Но я говорю по русски. Здсь ресторанъ Одесса, а я жилъ и въ русски город Одесса.
— Отлично… Но когда-же у васъ представленіе начнется?
— Когда публикумъ побольше соберется, господине. — Теперь скоро. Въ девять часовъ придетъ музыкантъ — и тогда начнется.