В гостях у турок
Шрифт:
— Сейчасъ, сейчасъ…
— Могу только удивляться, что каждая старая крашеная выдра можетъ васъ заинтересовать…
— Да вдь сама-же ты…
— Вы кончили? А то я ухожу одна.
И Глафира Семеновна направилась къ выходу.
Николай Ивановичъ сунулъ кельнеру нсколько мелочи и побжалъ за женой.
Когда они уходили изъ зала, на трапеціи раскачивался гимнастъ — мальчикъ подростокъ въ трико, а косматый піанистъ наигрывалъ какой-то маршъ.
XXXI
Отъ кафешантана до
— И вздумала къ кому приревновать! Къ старымъ вдьмамъ. Будто-бы ужъ я не видалъ хорошихъ бабъ на своемъ вку, сказалъ онъ.
— А гд ты видлъ хорошихъ бабъ? Гд? Ну-ка, скажи мн, съ яростью накинулась супруга на Николая Ивановича. — Гд и когда у тебя были эти бабы?
— Да нигд. Я это такъ къ слову… Мало-ли мы съ тобой по какимъ увеселительнымъ мстамъ здили! Полъ Европы объздили и везд поющихъ и пляшущихъ бабъ видли. Да вотъ хоть-бы взять Муленъ Ружъ въ Париж.
— Нтъ, нтъ, ты не виляй. Отъ меня не увильнешь. Я не дура какая-нибудь. Ты не про Парижъ мн намекнулъ, а очевидно, про Петербургъ.
Николай Ивановичъ стиснулъ зубы отъ досады на безпричинный гнвъ супруги и посл нкоторой паузы спросилъ:
— Послушай… У тебя не мигрень-ли начинается? Не нервы-ли расходились? Такъ я такъ ужъ и буду держать себя. Наберу въ ротъ воды и буду молчать, потому при мигрен тебя въ ступ не утолчешь.
— Безстыдникъ! Еще смешь хвастаться передъ женой, что у тебя въ Петербург были какія-то особенныя бабы! сказала Глафира Семеновна и умолкла.
Они подошли къ подъзду гостинницы. Швейцаръ распахнулъ имъ дверь и съ улыбкой привтствовалъ ихъ:
— Добръ вечеръ, экселенцъ! Добръ вечеръ, мадамъ экселенцъ!
Онъ далъ звонокъ наверхъ. Съ лстницы на встрчу супругамъ бжалъ корридорный и тоже привтствовалъ ихъ:
— Заповидайте (т. е. пожалуйте), экселенцъ! Заповидайте, мадамъ. Русски самоваръ? спросилъ онъ ихъ.
— Да пожалуй… давай самоваръ. Отъ скуки чайку напиться не мшаетъ, сказалъ Николай Ивановичъ, взглянувъ на часы.
Часы показывали всего одиннадцать. Корридорный отворилъ супругамъ ихъ помщеніе, зажегъ лампу и подалъ визитную карточку.
— Опять корреспондентъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — А ну ихъ съ лшему! Надоли хуже горькой рдьки.
— А кто виноватъ? опять вскинулась на него жена. — Самъ виноватъ. Не величайся превосходительствомъ, не разыгрывай изъ себя генерала.
Николай Ивановичъ надлъ пенснэ на носъ, прочелъ надпись на карточк и сказалъ:
— Нтъ, это не корреспондентъ, а прокуроръ.
— Какъ прокуроръ? испуганно спросила Глафира Семеновна.
— Да такъ… Прокуроръ Стефанъ Мефодьевичъ Авичаровъ.
Глафира Семеновна язвительно взглянула на мужа и кивнула ему:
— Поздравляю! Доплясался.
— То есть какъ это доплясался? спросилъ тотъ и вдругъ, сообразивъ что-то, даже измнился въ лиц.
По спин его забгали холодные мурашки.
— Когда приходилъ этотъ прокуроръ? спросила Глафира Семеновна корридорнаго.
Тотъ объяснилъ, что прокуроръ не приходилъ а что прокуроръ этотъ пріхалъ изъ Пловдива, остановился въ здшней «гостильниц и молитъ да видя экселенцъ» (т. е проситъ видть его превосходительство).
— То есть здсь въ гостинниц этотъ прокуроръ живетъ? — переспросилъ Николай Ивановичъ, для ясности ткнувъ пальцемъ въ полъ, и получивъ подтверженіе, почувствовалъ, что у него нсколько отлегло отъ сердца. — Идите и принесите самоваръ и чаю, — приказалъ онъ корридорному.
Тотъ удалился.
Глафира Семеновна взглянула на мужа слезливыми глазами и сказала:
— Вотъ до чего ты довелъ себя присвоеніемъ непринадлежащаго себ званія. Генералъ, генералъ! Ваше превосходительство!
— Да когда-же я присваивалъ себ превосходительство? Мн другіе присвоили его, оправдывался Николай Ивановичъ.
— Однако вотъ уже на тебя обратилъ вниманіе прокурорскій надзоръ.
— Это что прокуроръ-то карточку подалъ? Да что ты! Сначала я также подумалъ, но когда корридорный сказалъ, что прокуроръ живетъ здсь въ гостинниц, то очевидно, что онъ по какому нибудь другому длу хочетъ меня видть.
— Да. Прокуроръ нарочно приказалъ сообщить теб, что онъ живетъ въ гостинниц, чтобы не спугнуть тебя…Какой ты простякъ, посмотрю я на тебя.
— Да что ты! Ты ошибаешься… У страха всегда глаза велики…
Такъ говорилъ Николай Ивановичъ, но чувствовалъ, что его ударяетъ въ жаръ.
Онъ всталъ со стула и въ волненіи прошелся по комнат.
— Намъ нужно завтра-же утромъ узжать отсюда — вотъ что я теб скажу, объявила ему жена.
— Да я съ удовольствіемъ… На самомъ дл намъ здсь больше уже и длать нечего… мы все осмотрли, отвчалъ онъ. — А только еслибы этотъ прокуроръ что нибудь на счетъ преслдованія меня по закону, то съ какой стати ему было карточку свою у меня оставлять? Ну, явился-бы онъ прямо и спросилъ: съ какой стати? по какому праву?
— Да неужели ты не знаешь судейскихъ? Они пускаются на вс тонкости, чтобъ затуманить дло и не спугнуть.
— Душечка, да вдь я ни бжать, ни скрываться никуда не сбирался, старался Николай Ивановичъ представить жен свое положеніе въ хорошемъ свт, но ужъ и самъ не врилъ своимъ словамъ. — Съ какой стати я побгу?
Голосъ его дрожалъ, глаза блуждали.
— А между тмъ теперь-то именно и надо бжать, сказала Глафира Семеновна.
— Да подемъ, подемъ завтра утромъ въ Константинополь. Поздъ, который вчера привезъ насъ сюда, ежедневно, спустя часъ, и отходитъ отсюда въ Константинополь, стало быть, завтра въ первомъ часу дня мы и отправимся на желзную дорогу. Можно даже ухать раньше на станцію…