В гостях у турок

Лейкин Николай Александрович

Вошелъ корридорный и подобострастно остановился у дверей.

— Завтракъ намъ нуженъ, весело обратился къ нему Николай Ивановичъ. — Какъ завтракъ по-болгарски?

— Подхаеване, экселенцъ!

— Цыцъ! Не смй меня такъ называть! Никогда я экселенцемъ не былъ, погрозилъ ему пальцемъ Николай Ивановичъ — такъ вотъ подхаеване на три персоны намъ требуется. Что вы можете подать намъ самаго лучшаго? Впрочемъ, о завтрак поговоримъ вонъ въ той комнат. При гост завтракъ не заказываютъ.

И Николай Ивановичъ повелъ корридорнаго въ

сосднюю комнату.

XXXV

Завтракъ былъ обильный, хотя и не отличался особенною изысканностью. Какъ и вчера, кушанья, принесенныя изъ ресторана, не находящагося при гостинниц, были только теплы, но все это не мшало компаніи и въ особенности Николаю Ивановичу и его гостю, прокурору, сть ихъ съ большимъ аппетитомъ. Были поданы: бульонъ, жареная константинопольская рыба скумбрія, бифштексы съ картофелемъ и солеными оливками вмсто огурцовъ и кондитерское пирожное. На закуску — сардинки, икра и русскія кильки изъ Ревеля. Передъ закуской пили русскую водку съ московскимъ ярлыкомъ на бутылк, которую корридорный, шаромъ катавшійся отъ усердія, принесъ съ особенною торжественностью и говорилъ, мшая русскую рчь съ болгарской:

— Въ гастрономическомъ склад Панахова все есть. Въ Вн того не найдете, господинъ, что есть въ склад Панахова. Спросите молока отъ птицы штраусъ — и то есть.

— А ну-ка, принеси штраусоваго молока бутылку! засмялся Николай Ивановичъ.

— Позвольте, позвольте… Да вы меня и безъ птичьяго молока на убой закормите, замтилъ прокуроръ, обозрвая яства, которыя были вс сразу принесены изъ ресторана и вс сразу поданы.

— Такъ и надо-съ, такъ и надо по русскому обычаю. Ну-ка, по рюмочк русской водочки, да съ килечкой…

— Охотно, охотно выпью русской водки. Давно ее не пивалъ. Вдь у насъ здсь есть водка — ракія, но она изъ сливъ гонится, очень душиста и ее пьетъ только простой народъ. Ну-съ, за ваше здоровье!

Прокуроръ чокнулся съ Николаемъ Ивановичемъ и при этомъ послдній воскликнулъ, обращаясь къ

— Глаша! Кто-бы часъ тому назадъ могъ поврить, что я съ прокуроромъ буду водку пить!

И онъ ловко, по-русски, опрокинулъ себ въ ротъ рюмку съ водкой.

— Повторить! обратился онъ черезъ минуту къ прокурору. — Объ одной рюмк нельзя. Объ одной хромать будемъ.

Было повторено и сейчасъ-же послдовалъ возгласъ Николая Ивановича:

— По третьей, господинъ прокуроръ! Богъ Троицу любитъ.

— Выпьемъ и по третьей, Николай Иванычъ, согласился прокуроръ, прожевывая сардинку:- Но не зовите меня прокуроромъ. Какой я теперь прокуроръ! Зовите по имени и отчеству, какъ я васъ зову. Я Степанъ Мефодьичъ.

— Безъ четырехъ угловъ домъ не строится, Степанъ Мефодьичъ! восклицалъ Николай Ивановичъ посл выпитія третьей рюмки. — Мы еще икрой не закусывали.

— О, какъ мн вс эти ваши русскія присловья напоминаютъ Москву, гд я провелъ мои лучшіе годы жизни, студенческіе годы! И надо-бы отказаться отъ четвертой, но посл этихъ русскихъ

присловій — не могу, отвчалъ прокуроръ.

При четвертой рюмк Глафира Семеновна начала уже коситься на мужа и прокурора и замтила:

— Да кушайте вы прежде бульонъ-то. Онъ и такъ ужъ холодный, а вы его заморозите.

— Ничего. Холодный бульонъ иногда даже лучше, далъ отвтъ Николай Ивановичъ. — Вотъ мы еще по пятой вонзимъ въ себя, да и за бульонъ…

— Нтъ, нтъ! Я больше ужъ не могу… сталъ отказываться прокуроръ.

— Да вдь какія рюмки-то маленькія! Разв это рюмки! Вдь это ликеръ пить, а не водку. Нельзя, нельзя, Степанъ Мефодьичъ, отказываться отъ пятой. Пятая — крыша. Гд-же это видано, чтобы домъ о четырехъ углахъ былъ безъ крыши!

Прокуроръ улыбнулся Глафир Семеновн хмльными глазами, развелъ руками и произнесъ:

— Представьте, сударыня, вдь уговорилъ меня вашъ мужъ. Уговорилъ! Противъ такихъ аргументовъ не могу отказаться. Дйствительно, дому нельзя быть безъ крыши! О, русскія присловья, русскія присловья! Когда-то болгарскій языкъ выработаетъ себ что-нибудь подобное! Выпьемте и примемся за бульонъ.

Было выпито по пятой. Николай Ивановичъ и прокуроръ затмъ вылили въ себя по чашк бульону и принялись за скумбрію.

Корридорный внесъ бокалы и бутылку шампанскаго.

— Боже мой! Да вы и въ самомъ дл шампанскаго заказали! Вдь это будетъ чисто лукуловскій пиръ! воскликнулъ прокуроръ. — Напрасно, напрасно.

— Что за напрасно! Я радъ радехонекъ, что цлъ-то остался! Вдь я думалъ, что вы меня заарестуете, отвчалъ Николай Ивановичъ.

Прокуроръ пожалъ плечами.

— Откуда вамъ могли такія мрачныя мысли придти! сказалъ онъ.

— А вотъ подите-же, пришли! Вдь меня, долженъ вамъ сказать, здшніе газетные репортеры за какого-то русскаго дипломатическаго агента приняли, были и здсь въ гостинниц, ловили меня и по ресторанамъ и разспрашивали, что я думаю про ныншнюю Болгарію, что я замтилъ особенное въ Софіи, а я ихъ не разубждалъ, что я простой русскій путешественникъ. Вдь сегодня, я думаю, ужъ объ всемъ этомъ есть въ газетахъ, разсказывалъ Николай Ивановичъ.

— Любопытно прочесть. Надо послать за газетами, сказалъ прокуроръ.

— Потомъ, потомъ… На желзной дорог купимъ. Вдь теперь некогда читать. Теперь, господинъ прокуроръ, пить да сть надо.

— Опять прокуроръ!

— Виноватъ, Степанъ Мефодьичъ. А вдь рыбка-то плавала! вдругъ воскликнулъ Николай Ивановичъ, додая скумбрію, и схватился за бутылку шампанскаго. — Вдь рыбка-то плавала, а потому и намъ по суху-то нечего бродить. Надо промочить себя.

И онъ принялся разливать шампанское въ бокалы.

— За здоровье дорогой хозяйки! возгласилъ прокуроръ, принимая бокалъ съ виномъ и чокаясь съ Глафирой Семеновной. — Ужасно только мн совстно, что я, пользуясь отъ васъ такимъ радушнымъ гостепріимствомъ, не въ состояніи отплатить вамъ тмъ-же, ибо сегодня посл полудня узжаю.