В гостях у турок
Шрифт:
— Куда? спросилъ Николай Ивановичъ.
— Въ Филипополь. Вдь я, кажется, говорилъ вамъ давеча, когда вошелъ, что узжаю къ себ въ Филипополь. Да, говорилъ.
— Это когда вы вошли-то? Батюшка! До того-ли мн тогда было, чтобы что нибудь слышать и понимать! Я дрожалъ, какъ осиновый листъ, отвчалъ Николай Ивановичъ и спросилъ:- А въ Филипополь по той же дорог, что и въ Константинополь?
— Да какъ-же! дущимъ въ Константинополь, нельзя миновать Филипополь.
— Вотъ и отлично. Значитъ, посл завтрака вмст и подемъ. Глафира Семеновна! Слышишь, какая пріятная компанія
— Вотъ это винцо-то и позвольте мн захватить въ дорогу, сказалъ прокуроръ. — Тогда я буду имть хоть маленькую возможность отплатить вамъ за гостепріимство.
— Э, что за счеты! Только-бы было вино, а тамъ чье оно — зачмъ разбирать! Братъ славянинъ! Вдь рыбка-то плавала! опять воскликнулъ Николай Ивановичъ.
Прокуроръ въ восторг воздлъ руки кверху.
— О, русскія присловья, русскія присловья! опять воскликнулъ онъ. — Ну, какъ при нихъ откажешься пить! Они имютъ магическое дйствіе на волю человка! Выпьемте, Николай Ивановичъ! Поднимаю здравицу за единеніе братьевъ славянъ! За тсную дружбу!
— Живіо! закричалъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Пей!
Глафира Семеновна, смотрвшая уже изъ-подлобья на расходившихся мужа и гостя, неохотно взялась за бокалъ. Она не любила, когда мужъ ея бывалъ пьянъ, а теперь отъ выпитаго вина у него уже даже перекосило глаза. Прокуроръ, тоже съ посоловвшими глазами, такъ чокнулся съ ней, что даже расплескалъ ея вино, выпилъ до дна и принялся уничтожать совсмъ уже остывшій бифштексъ съ солеными оливками.
Николай Ивановичъ вновь разливалъ по бокаламъ вино и восклицалъ:
— За здоровье славянскихъ женщинъ! Живіо!
XXXVI
Въ первомъ часу дня по улицамъ Софіи, по направленію къ желзнодорожной станціи, во всю прыть мчались два фаэтона. Въ первомъ изъ нихъ сидли Николай Ивановичъ и прокуроръ, во второмъ помщалась Глафира Семеновна среди саковъ, корзинокъ, баульчиковъ и подушекъ, завернутыхъ въ пледы. На козлахъ рядомъ съ кучеромъ сидлъ усатый молодецъ изъ гостинницы въ фуражк съ надписью «Метрополь». Николай Ивановичъ размахивалъ руками и кричалъ: «Живіо! Да здравствуетъ славянское братство!» Длалъ онъ это при каждой собравшейся кучк народа, попадавшейся имъ по пути, и при этомъ лзъ цловаться къ прокурору. У нихъ также была кладь: въ ногахъ въ фаэтон стояла плетеная корзинка съ виномъ и закусками, купленными въ гастрономическомъ магазин Панахова.
Но вотъ и станція желзной дороги. У подъзда съ нимъ подскочило нсколько бараньихъ шапокъ и он принялись ихъ высаживать изъ фаэтоновъ. Николай Ивановичъ и имъ закричалъ «живіо» и «да здравствуетъ славянство», а потомъ сталъ раздавать направо и налво никелевыя стотинки, нарочно для этого намнянныя, говоря:
— Получите по-русски на чай! Получите и помните славянина съ береговъ Волги и Невы!
Стотинки раздавались и извощикамъ, стоявшимъ передъ
— Благодаря, господине! Проштавай! Останете съ здравіе! Благодары!
— Кричите ура! Вотъ вамъ еще на драку! проговорилъ Николай Ивановичъ, обращаясь къ собравшимся извощикамъ и кинулъ имъ горсть стотинокъ на мостовую, но прокуроръ, бывшій мене пьянъ, схватилъ его подъ руку и потащилъ въ зданіе станціи.
Глафира Семеновна слдовала сзади, чуть не плача, и бормотала по адресу мужа:
— Пьяный безобразникъ! Срый мужикъ! Бахвалъ безстыдный!
Николай Ивановичъ, слыша эти слова, оборачивался къ ней и говорилъ заплетающимся языкомъ:
— Пусть прокуроръ посадитъ меня въ кутузку, если я пьяный безобразникъ! Пусть! А если онъ не сажаетъ, то, стало быть, онъ очень хорошо понимаетъ, что это не безобразіе, а славянское единство. Прокуроръ! Степанъ Мефодьичъ! Вдь это славянское единство? Правильно я? — приставалъ онъ къ прокурору.
— Идемте, идемте… Поздъ изъ Вны въ Константинополь прибылъ уже и надо садиться, а то опоздаемъ! — торопилъ его прокуроръ.
— Нтъ, я желаю знать мнніе прокурора — славянское это единство или безобразіе? — Прокуроръ! Душка, скажи! — допытывался у прокурора Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Чувствую полное радушіе славянской души и хочу обнять всхъ братьевъ, а она: пьяное безобразіе!
Поздъ, дйствительно, уже пришелъ изъ Вны и минутъ черезъ десять долженъ былъ отправиться въ Константинополь, такъ что супруги и прокуроръ еле успли, съ помощью проводника изъ гостинницы, купить билеты, сдать свой багажъ и помститься въ купэ. Николай Ивановичъ опять сталъ «серебрить» бараньи шапки, принесшія въ купэ подушки и саки. Опять привтствія: «благодары», и «останете съ здравіе». Проводнику за его двухдневную службу Николай Ивановичъ далъ дв большія серебряныя монеты по пяти левовъ и сказалъ:
— Вотъ теб, братушка, на ракію и ребятишкамъ на молочишко! Не поминай лихомъ славянина съ береговъ Невы, и помни, какой такой русскій человкъ Николай Ивановъ сынъ Ивановъ!
Проводникъ такъ ему поклонился въ благодарность, что хлопнулъ картузомъ съ надписью «Метрополь» по полу вагона и произнесъ, весь сіяя:
— Прощайте, экселенцъ! Прощайте, ваше высокопревосходительство!
Поздъ тронулся.
— Стой! Стой! закричалъ Николай Ивановичъ. — Что-жъ мы газеты-то хотли купить, гд про меня напечатано!
И онъ даже вскочилъ съ мста, чтобъ бжать изъ вагона, но прокуроръ схватилъ его за руку и остановилъ:
— Куплены, сказалъ онъ, доставая изъ кармана газеты. — Я купилъ.
— А ну-ка, прочти и переведи. Вдь по-болгарски-то мы хоть и два пенснэ на носъ взднемъ, все равно ничего не поймемъ, хоть и русскими буквами писано.
Прокуроръ развернулъ одну газету и сталъ пробгать ее.
— Есть, сказалъ онъ. — Дйствительно, пишутъ про васъ, что вы дипломатическій агентъ, отправляющійся въ Константинополь въ русскую миссію съ какимъ-то порученіемъ. Затмъ сказано, что на предложенный вамъ вопросъ, съ какимъ именно порученіемъ — вы отказались приподнять завсу.