В гостях у турок
Шрифт:
— Смотри, какой онъ милый! замтила мужу Глафира Семеновна и протянула англичанину руку, сказавъ: — Мерси, мерси, анкоръ мерси, пуръ ту мерси… Данке…
Разговаривали они, мшая французскія, русскія, англійскія и даже нмецкія слова. Николай Ивановичъ разсматривалъ новыя для него турецкія деньги.
На станціи Мустафа-Паша поздъ стоялъ долго. Пришли въ вагонъ таможенные сторожа и стали просить себ «бакшишъ», то есть на чай. Англичанинъ и Николай Ивановичъ дали имъ по мелкой монет. Жандармъ, принесшій въ вагонъ возвратить паспорты, тоже умильно посматривалъ и переминался съ ноги на ногу. Дали и ему бакшишъ. Англичанинъ при этомъ, осклабясь насколько могъ
— Манже — бакшишъ, буаръ — бакшищъ, дормиръ — бакшишъ, марше — бакшишъ, партиръ — бакшишъ, муриръ — оси бакшишъ! сказалъ онъ въ заключеніе.
Наконецъ поздъ медленно тронулся со станціи.
XLIII
Глафира Семеновна очень плохо объяснялась по-французски и знала, какъ она выражалась, только комнатныя слова, англичанинъ говорилъ еще того плоше, но они разговаривали и какъ-то понимали другъ друга. Онъ понялъ, что его приглашаютъ остаться въ купэ, боясь прозжать по такому опасному участку, какъ Адріанополь-Черкеской, гд нсколько разъ случались нападенія на позда спускающихся съ горъ разбойниковъ, и остался въ купэ супруговъ, перенеся съ собой кое-какія свои вещи и, между прочимъ, два подсвчника со свчами. Сначала онъ считалъ супруговъ за болгаръ и, вынувъ изъ сакъ-вояжа какой-то спутникъ съ словаремъ, началъ задавать имъ вопросы по-болгарски, но Глафяра Семеновна сказала ему, что они русскіе, «рюссъ».
— А, рюссъ? Ессъ, ессъ, рюссъ… спохватился онъ, указывая на большія подушки супруговъ, какъ атрибуты русскихъ путешественниковъ, хорошо извстныя всмъ часто прозжающимъ по заграничнымъ дорогамъ. — Рюссъ де Моску, повторилъ онъ, досталъ вторую книжку и сталъ задавать уже вопросы по русски.
Русскій языкъ этотъ, однако, былъ таковъ, что ни Глафира Семеновна, ни Николай Ивановичъ не понимали изъ него ни слова.
— Лессе… Будемъ говорить лучше такъ… Парлонъ франсе… отстранила Глафира Семеновна его книжку съ русскими вопросами, написанными латинскими буквами, и англичанинъ согласился.
Кое-какъ могъ онъ объяснить смсью словъ разныхъ европейскихъ языковъ, что детъ онъ теперь въ Константинополь, а оттуда въ русскій Крымъ, что онъ археологъ любитель и путешествуетъ съ цлью покупки древнихъ вещей.
Онъ вынулъ изъ сакъ-вояжа и показалъ супругамъ древнюю православную маленькую икону съ серебрянымъ внчикомъ, которую онъ купилъ въ Софіи у старьевщика, мдную кадильницу, въ сущности особенной древностью не отличающуюся, кипарисный крестъ, тоже въ серебряной оправ, нсколько византійскихъ монетъ императора Феодосія и лоскутокъ старой парчи. Что нельзя купить, съ того онъ проситъ снять фотографію, для чего онъ возитъ съ собой моментальный фотографическій аппаратъ.
Разговаривая такъ, они прохали маленькую станцію Кадикіой и остановились у платформы станціи Адріанополь.
— Ну, теперь нужно держать ухо востро! сказала мужу Глафира Семеновна, нсколько измнившись въ лиц. — Самое опасное мсто начинается. Адріанополь, а посл него черезъ нсколько станцій и проклятая станція Черкеской…
— Да, да… Но теперь уже насъ двое мужчинъ, сказалъ ей въ утшеніе Николай Ивановичъ. — У англичанина револьверъ, у меня — кинжалъ, такъ чего-жъ теб!
— Ахъ, оставь пожалуйста. Что вы подлаете, если въ поздъ вскочитъ цлая шайка разбойниковъ! Убери свою сумку-то съ деньгами подъ диванъ. Если и ограбятъ насъ, то все-таки деньги-то останутся. Трудно имъ будетъ догадаться, что деньги подъ диваномъ. Или нтъ, погоди…
Николай Ивановичъ передалъ ей пачку, завернутую въ бумагу. Она отправилась въ уборную и черезъ нсколько времени вернулась.
— Готово, сказала она, силясь улыбнуться, но у самой у нея дрожали руки.
Она попросила у англичанина понюхать спирту.
Англичанинъ подалъ ей флаконъ и, кром того, предложилъ ей валерьяновыхъ капель. Она приняла и капель и немного успокоилась отъ нихъ. Поздъ въ Адріанопол стоялъ минутъ двадцать. Николай Ивановичъ и англичанинъ ходили въ буфетъ и выпили по три рюмки коньяку. Со станціи Николай Ивановичъ вернулся значительно повеселвшій и сказалъ жен:
— Вотъ теб и мусульманская земля! Магометъ запретилъ вино, а они коньякъ продаютъ въ буфет.
— И ты выпилъ? воскликнула Глафира Семеновна.
— Выпили съ англичаниномъ по рюмочк. Почемъ знать! Можетъ быть, ужъ послдній разъ? Можетъ быть, ужъ дальше ни за какія деньги не достанешь, сказалъ Николай Ивановичъ.
— Ахъ, дай-то Богъ!
Поздъ тронулся. Глафира Семеновна начала креститься. Отъ валерьяновыхъ капель она чувствовала себя спокойне и повторила пріемъ. Второй пріемъ сталъ наввать на нее даже сонъ и она стала дремать.
Пришелъ турокъ кондукторъ еще разъ проврять билеты.
— Скоро станція Черкеской будетъ? спросила она его по-французски.
— Узункьопрю… Павловской… Люле-Бургасъ… Мурядли-Кьопекли — Черкаскіой… далъ отвтъ кондукторъ, перечисливъ станціи.
— Мерси… А на всякій случай вотъ вамъ, сказалъ Николай Ивановичъ по-русски и сунулъ кондуктору нсколько піастровъ. — Все-таки лучше, когда бакшишемъ присаливаешь, обратился онъ къ жен.
Разговоръ съ англичаниномъ изсякъ. Англичанинъ сидлъ молча въ углу купэ, завернувъ свои длинныя ноги пледомъ, и клевалъ носомъ. Онъ хотлъ погасить принесенныя съ собой свчи, но Глафира Семеновна попросила оставить ихъ горящими.
— Уснетъ онъ, подлецъ, наврное уснетъ, а мсто теперь самое опасное. Вотъ тоже пригласили къ себ караульщика-соню… говорила Глафира Семеновна мужу про англичанина, — Хоть ужъ ты-то не засни за компанію. А все вдь это съ коньяка, прибавила она.
— Ну, вотъ… Я ни въ одномъ глаз…
— Пожалуйста, ужъ ты-то не засни…
— Ни Боже мой…
А самою ее сонъ такъ и клонилъ. Валерьяна сдлала свое дло. Нервы были спокойны… Передъ станціей Узупкьопрю англичанинъ уже спалъ и подхрапывалъ. Глафира Семеновна все еще бодрилась. Дабы чмъ нибудь занять себя, она сдлала себ бутерброды изъ дорожной провизіи и принялась кушать. Съ ней присоединился супругъ и они отлично поужинали. Сытый желудокъ сталъ еще больше клонить ее ко сну.
— Неудержимо спать хочу, и если усну, пожалуйста хоть ты-то не спи и разбуди меня на слдующей станціи, сказала мужу Глафира Семеновна.
— Хорошо, хорошо! Непремнно разбужу.
Она закутала голову платкомъ и, сидя, прислонилась къ подушк, а черезъ нсколько минутъ ужъ спала.
Николай Ивановичъ бодрствовалъ, но и его клонилъ сонъ. Дабы не уснуть, онъ курилъ, но вотъ у него и окурокъ вывалился изъ руки, до того его одолвала дремота. Онъ слышалъ, какъ при остановк выкрикивали станцію Павловской, а дальше уже ничего не слышалъ. Онъ спалъ.