В гостях у турок

Лейкин Николай Александрович

— Боже мой, да мы совсмъ въ гостяхъ у султана! Намъ даже и врать не придется, если мы будемъ разсказывать въ Петербург, что пользовались гостепріимствомъ султана, сказала Глафира Семеновна мужу, взявъ апельсинъ и очищая его отъ кожи. — Одно только, что не во дворц онъ насъ принимаетъ.

— Ну, а я сегодня буду писать въ Петербургъ Федору Васильичу, такъ напишу, что мы угощались у султана во дворц, отвчалъ Николай Ивановичъ. — Напишу даже, что мы съ однимъ пашой выпили вмст по рюмк померанцевой…

— Какъ съ пашой по рюмк померанцевой? Ты забылъ, что мы въ Турціи, въ Константинопол. Вдь здсь вино и водка запрещены по закону.

И, наконецъ, съ пашой…

Николай Ивановичъ почесалъ затылокъ.

— Да… И я-то тоже… Забылъ… сказалъ онъ, улыбнувшись. — Ну, напишу, что выпили съ пашой по чашк кофею и выкурили по трубк. Пусть Федоръ Васильичъ разсказываетъ тамъ всмъ нашимъ.

У другого окна дв англійскія леди, одтыя въ клтчатыя триковыя платья съ необычайно узкими юбками и огромными буфами на рукавахъ, чопорно кушали вилками съ тарелки очищенную и нарзанную на кусочки грушу и лниво переговаривались съ пожилымъ кавалеромъ, очень смахивающимъ на орангутанга во фрак. Англичанинъ, спутникъ супруговъ по вагону, уничтожилъ большое яблоко и принялся его запивать прохладительнымъ питьемъ съ вареньемъ, перепробовавъ содержимое всхъ графиновъ…

Проводникъ Адольфъ Нюренбергъ вертлся тутъ-же.

— Афанасій Иванычъ, долго еще султанъ пробудетъ въ мечети? — спросила его Глафира Семеновна.

— О, нашъ султанъ аккуратенъ и боле двадцать минутъ въ мечети не молится, — отвчалъ тотъ. — Минутъ черезъ пять-семь онъ уже обратно подетъ.

И точно, не прошло и получаса со времени прізда султана въ мечеть, какъ съ лстницы со ступеньками, покрытыми краснымъ ковромъ, былъ данъ сигналъ, что султанъ выходитъ. Какой-то почтенный паша съ сдой бородкой махнулъ платкомъ генералитету и придворнымъ и вс опять начали строиться въ шеренгу. Въ шпалерахъ войска также раздалась команда, и солдаты начали ровняться. Къ лстниц съ ковромъ подали шарабанъ, запряженный парой лошадей золотистой масти въ англійской упряжк и безъ кучера. На лстниц показался султанъ, сошелъ внизъ, слъ въ шарабанъ, взялъ въ руки возжи и, сдерживая лошадей, медленно и совершенно одинъ сталъ вызжать со двора мечети, кивая кланяющейся ему шеренг нашей и придворныхъ.

При вызд султана за ограду, военные хоры грянули турецкій гимнъ, солдаты закричали привтствіе своему падишаху, и онъ, пустивъ лошадей рысью, скрылся изъ глазъ публики, завернувъ за уголъ.

Сейчасъ-же начали подавать экипажи и генералитету. Къ каретамъ султанскихъ женъ привели лошадей и стали впрягать ихъ. Когда площадка передъ каретами опросталась отъ стоявшихъ на ней сановниковъ, отъ толпы халатниковъ въ чалмахъ, поднявшихся уже съ колнъ, отдлилось десять-двнадцать человкъ, и они, вынувъ изъ-за пазухъ какія-то бумаги, бросились къ окнамъ каретъ султанскихъ женъ, протягивая свои бумаги. Но на халатниковъ во мгновеніе ока налетли заптіи и стали ихъ гнать прочь отъ каретъ. Нкоторыхъ отталкивали прямо въ шею, а съ одного такъ заптій даже сбилъ чалму.

— Вотъ это такъ… Вотъ это ловко! смялся Николай Ивановичъ. — Не особенное-же здсь уваженіе къ духовенству и къ паломникамъ.

— Турецкіе попы и вотъ эти самаго богомольцы, котораго сбираются хать въ Мекку, самаго нахальнаго народъ въ Константинопол, отвчалъ Нюренбергъ. — Наши дервиши очень нахальнаго, а эти еще больше.

— Чего имъ нужно? Чего они лзли къ каретамъ?

— Прошенья разнаго хотли подать султанскимъ женамъ.

Но вотъ лошади впряжены, и кареты съ султанскими женами стали вызжать за ограду. При отъзд отъ

мечети султанскія жены держали себя уже смле. Он спустили свой тюль съ лица на подбородокъ, такъ что лица ихъ совсмъ были видны для наблюдающей за ними публики. А одна изъ женъ даже для чего-то выглянула изъ окна кареты.

— Пожилыя, совсмъ пожилыя! воскликнула Глафира Семеновна, когда кареты султанскихъ женъ прохали мимо того окна, у котораго она сидла. — Пожилыя и даже некрасивыя! Ну, признаюсь, женъ султана я себ совсмъ иначе воображала. Я думала, что он какой-нибудь неописанной красоты, а он самыя обыкновенныя женщины съ обыкновенными лицами.

Николай Ивановичъ дернулъ жену за рукавъ и сказалъ:

— Чего ты кричишь-то? Чего голосъ возвышаешь! И вдругъ какія слова! За эти слова здсь арестовать могутъ.

— Ну, вотъ!.. Кто здсь понимаетъ по-русски? отвчала Глафира Семеновна, а сама опшила и прибавила:- Да вдь я не браню ихъ, а только говорю, что пожилыя. Мн казалось почему-то, что султанскія жены должны быть самыя молоденькія и красавицы. Ну, все? Можно узжать? спросила она Нюренберга.

— Вся церемонія Селамлика кончилась. Пожалуйте садиться въ экипажъ, отвчалъ тотъ.

Супруги стали уходить изъ комнаты. Въ прихожей, получивъ свое верхнее платье, Николай Ивановичъ сказалъ:

— Надо-бы людямъ-то дать на чай.

— Псъ… Не извольте безпокоиться, протянулъ Нюренбергъ свою руку кверху. — Бакшишъ направо, бавшишъ налво! Всмъ далъ, вс будутъ довольны и потомъ представлю вамъ самаго подробнаго счетъ. Объ васъ теперь здсь вс думаютъ, какъ о самаго богатаго русскаго генералъ.

Когда супруги сходили съ крыльца, на площади стояли т самыя двухколесныя арбы, которыя передъ церемоніей привезли песокъ для посыпки. Теперь песокъ этотъ сгребали и вновь складывали въ арбы. Это удивило Николая Ивановича и онъ спросилъ Нюренберга:

— Послушайте, неужели здсь такъ дорогъ песокъ, что его надо сгребать и увозить обратно?

— О, такого краснаго песокъ у насъ нтъ въ Константинополь. Этого песокъ привозятъ изъ-за двсти-триста километровъ по желзнова дорога. А теперь у насъ при двор падишаха везд самый большаго экономія.

Поданъ экипажъ, и супруги сли въ него. Нюренбергъ вскочилъ на козлы и сказалъ Николаю Ивановичу:

— Еще только третьяго часъ, а экипажъ у меня нанятъ на цлаго день, до шести часовъ. Если вы, ефендимъ, и вашего супруга не устали, то можно что-нибудь въ город посмотрть.

— Везите, везите. Показывайте… Заодно ужъ… отвчала за мужа Глафира Семеновна.

LVII

Коляска хала обратно по тмъ же улицамъ, по которымъ супруги Ивановы прозжали и въ мечеть. Теперь толпы народа плыли еще тсне, такъ какъ на Селамликъ сбирались постепенно въ теченіи нсколькихъ утреннихъ часовъ, а по окончаній церемоніи вс двинулись сразу и такъ какъ, толпа въ большинств случаевъ, состояла изъ турокъ, то вс направлялись къ мосту, чтобы чрезъ него попасть въ Стамбулъ, въ турецкую часть города. Вагоны конки были переполнены до невозможности, но на подножки ихъ все-таки вскакивали и хали, держась за поручни. Пассажировъ тащили ужъ шагомъ. Кондукторъ трубилъ безостановочно. Въ нкоторыхъ мстахъ и экипажу супруговъ Ивановыхъ приходилось хать шагомъ. Собаки, согнанныя съ тротуара пешходами, шныряли подъ ногами лошадей еще въ большемъ числ, и Глафира Семеновна то и дло кричала: «стойте, стойте! Не задавите собаку!»