В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
— Я не ваш кадр!
— На судне вы мой кадр. На берегу могу стать вашим. Но… это другой вопрос.
Оборонять пароход пока было не от кого. Краснофлотцы вели наблюдение круглосуточно. Швыдкий осуществлял над ними общее руководство. Теперь вот паренька к себе приручил. Придумал полезное мероприятие.
Капитан к идее военного помощника отнесся равнодушно.
— Хочет поиграть в войну? Может быть, кому-нибудь когда-нибудь сие и пригодится. Только пусть учтет израсходованный боеприпас. Самому придется отчитываться.
Вскоре раздался недружный залп. Капитан пошел по ботдеку в сторону кормы,
Между небом и водой, купаясь в клубах дыма, парил коробчатый змей. На юте группа матросов замерла в стойке для стрельбы с колена, устремив в белый свет корабельный арсенал.
— При-го-товились! — с наслаждением командовал лейтенант. — По воздушной цели-и-и! Залпом! Огонь!
Снова грохнули выстрелы.
— Тяни змей! — приказал Игорю. — Есть попадания?
— Одна! — крикнул Игорь,
— Что одна?
— Дырка!
— Кто попал?
— Кто-то попал… А моя очередь когда?
Кочегар Марья Ковалик, только что получившая из рук военного помощника винтовку, саданула прикладом по палубе покрепче, чем гирькой:
— Так я ж говорю, товарищ капитан, лейтенант уравниловкой занимается. Поодиночке палить надо.
— Не обсуждать приказ!
— Я те покомандую! — Марья легонько ткнула лейтенанта кулачком в плечо, и тот плотно прислонился к крышке трюма… — А то подскажу дневальным, чтоб каюту твою перестали убирать — в грязюке закиснешь!
— Дайте ей самой стрельнуть! — вмешался капитан. — Не попадет — выговор влепим за пререкания с комсоставом.
— Игорь, поднимай змей, — недовольно велел лейтенант. — По одиночному самолету противника-а-а!..
— Да тихо ты, — огрызнулась Марья, — будто если настоящий полетит, успеешь скомандовать. Вот приноровлюсь и стрельну.
Раздался одиночный выстрел. Марья бросила винтовку на палубу, подбежала к Игорю, сама нетерпеливо потянула шпагат. Змей еще не коснулся палубы, а она победно закричала:
— Есть! Попала!
— Молодец, от выговора до благодарности — один выстрел, — засмеялся капитан и пошагал назад.
А солнце пригревало. Ослепительно синим был океан. Правда, зыбь становилась заметнее, и с юга небо затягивала дымка. За долгие недели штормов, туманов и дождей в северных широтах капитан тоже истосковался по теплому солнышку, а потому пошел по левому борту, где теперь не было тени. Дверь в радиорубку была распахнута. Радист нес вахту. Николай Федорович поинтересовался, что в эфире.
— Для нас ничего. “Хабаровск” открытым текстом радировал, что его задержал какой-то японский эсминец. Высадились “микады”, покопались в вахтенном журнале, в грузовых документах. Полезли в трюмы. В общем, ведут досмотр. Японских шифровок полон эфир. Что-то близко и шумно работают, будто над ухом.
— Слышимость, наверное, хорошая, вон погода какая.
— Может, и от погоды так шумно, — согласился радист, правда, не очень уверенно.
Капитан прошел в каюту. Решил часок–другой вздремнуть. Но ничего не вышло, потому что прибежал Игорь, который пользовался правом беспрепятственного входа в капитанскую каюту. Оказывается, стрельбы прекратились сами собой, потому что кто-то проявил нечаянную меткость, перебил шпагат и змей
Юный пассажир напоминал ему о сыне, которого не видел с августа сорок первого… Самое печальное было в том, что последние сутки перед выходом в океан Рябов, его сын и жена ходили по одним и тем же улицам Владивостока, но не увиделись. Закрутился в пароходстве с оформлением документов, не встретил лишь один эшелон с материка. А семья с ним и приехала. Уж когда проходили Южно-Курильским проливом, пришла радиограмма от Афанасьева о том, что семья устроена. И теперь чем меньше миль оставалось до Владивостока, тем острее становилась тоска по близким. Игорь, Игорешка немного сглаживал эту тоску. Все они, чертенята, одинаковы. Сын Витька тоже обожает эту глупейшую с точки зрения взрослого человека игру в “морской бой”. И капитан так же покорно, как когда-то в Ленинграде, заслонил толстым томом лоции от зорких глаз “противника” листок в клеточку, как можно хитроумнее расположил на нем прямоугольнички разных размеров, обозначающие крейсера, линкоры, подводные лодки, самолеты.
Нетерпеливый “противник” сделал первый “залп”.
— Мимо, товарищ “адмирал”. Теперь моя очередь.
— Попали, товарищ капитан, — расстроился Игорь, — в крейсер.
— Послушай, а мама часто плачет?
— Нет, ей же теперь некогда.
— Ты не ссорься с ней…
— А мне тоже некогда. Я на радиста учусь.
— Знаю. Молодец.
— Так стреляйте еще раз.
Но выяснить, кто победитель, не пришлось.
II
С мостика через открытое окно каюты донесся возглас наблюдателя:
— Воздух!
Самолеты с опознавательными знаками Страны восходящего солнца пронеслись вдоль бортов на уровне корабельных мачт. Летчики, разумеется, увидели гербы в больших белых прямоугольниках, надписи “СССР” латинскими литерами и японскими иероглифами на брезентах, укрывавших крышки трюмов, и красный флаг на корме. Самолеты развернулись и понеслись, едва не касаясь волн, теперь наперерез курсу “Ангары”. Треск пулеметных очередей. Едва заметные в дневном небе следы трассирующих пуль словно плети стегнули океанские волны.
Это был приказ остановиться. И капитан передвинул рукоятку машинного телеграфа на “стоп”. Прервалась дрожь палубы. Смолк стук машины. В наступившей тишине еще надрывнее и громче стал рев авиационных двигателей. Капитан молча следил за эволюциями самолетов. Вот они разошлись и снова понеслись вдоль бортов, расстреливая океан справа и слева от парохода.
Только теперь капитан краем глаза увидел Соколова, Тот, очевидно, инстинктивно переступал вокруг колонны грот-мачты, стараясь быть все время под ее прикрытием. Олег Константинович встретился взглядом с капитаном, устыдился своей нечаянной слабости, вышел из-за мачты и встал с ним рядом. На лице помполита было написано недоумение и еще любопытство. Первый раз он видел стреляющий из пулеметов самолет так близко. “Чудак, смотрит на истребители как на воздушный змей”, — подумал капитан. И когда пришло это сравнение, вдруг понял, отчего накатывалась еще одна волна тревоги Рядом нет Швыдкого, хотя военному помощнику положено быть на мостике!