В канун Рождества

Пилчер Розамунда

— Я останусь дома и приготовлю ужин.

— Не беспокойся, на ужин будет кеджери. [18] Я заранее поставлю его в духовку; и если мы не съедим его сегодня вечером, оно пойдет на завтрак. Это такое универсальное блюдо.

— Элфрида, ты, наверное, читаешь много поваренных книг.

— Боже упаси.

День шел своим чередом. Кэрри видела, что творится за окном, и радовалась, что ей не надо выходить. С серого неба все валил и валил снег. Время от времени она слышала слабое завывание ветра, гуляющего по старому дому. Ей

было уютно. Она вспоминала свои детские ощущения, когда больная лежала в постели, зная, что свободна от участия в повседневных домашних делах. Вот и теперь, телефон звонил и кто-то спешил к нему. Приближались и удалялись шаги, кого-то звали, кто-то откликался. Открывались и закрывались двери. Кэрри слышала, как Оскар тяжело поднимается наверх, потом снова спускается, и догадывалась, что он принес корзины с поленьями для камина. К полудню начали доноситься запахи из кухни — жареного лука и, кажется, овощного супа. Роскошные ощущения: потворство собственным слабостям, праздность, полная свобода от всякой ответственности — обо всем этом Кэрри давно забыла.

18

Кеджери — жаркое из риса, рыбы и приправы карри.

Часто заходила Люси.

— Послушай, Кэрри, правда, доктор Синклер добрый? Он принес мне книгу о птицах. Когда в следующий раз я пойду на побережье, то буду знать, как эти птицы называются.

— Он очень внимательный.

— Вот если бы у меня в Лондоне был такой доктор! Там они все такие злые, и ждешь их целую вечность.

Люси отложила книгу.

— Кэрри, я не знаю, что сегодня вечером надеть на танцы.

Конечно, Люси гораздо больше занимало то, что произойдет сегодня вечером, чем названия морских птиц.

— А что у тебя есть?

— Новые джинсы, но на танцах в них, наверное, будет немного жарко, они на теплой подкладке. Есть еще старые, но чистые, и Элфрида их погладила. Или мне надеть новую мини-юбку и черные колготки? Как ты думаешь?

— Рори что-нибудь говорил?

— Сказал, джинсы и свитер.

— Ну так надень джинсы и свитер. Старые джинсы и хлопчатобумажный свитер в красно-белую полоску. Ты мне нравишься в этом наряде, похожа на француженку. Лучше одеться попроще, чем вырядиться. А мини-юбку я бы оставила для Рождества.

— Рождество. Странно, я совсем о нем не думаю, а осталось всего шесть дней. По-моему, никто не беспокоится и никаких приготовлений. У бабушки обычно в это время начинается мигрень; она говорит, у нее столько забот.

— Знаешь, Оскар заказал елку и теперь надо купить украшения.

— Да, и еще я должна приготовить подарки. Для него и для Элфриды. Правда, пока не представляю, какие. А у нас будет рождественский обед?

— Точно не знаю. Но, по-моему, обед все-таки будет. Просто Элфрида, как обычно, не торопится. Все будет сделано в последний момент.

— А чулки с подарками?

— Думаю, обойдемся без них. Не возражаешь? Ты ведь уже не веришь в Санта-Клауса, который вылезает из камина?

— Нет, конечно. Да и вообще, мне кажется, класть подарки в чулок — это довольно глупо. Разве что мандарины и пакетик с золотыми шоколадными пенсами.

— Я тебе их повешу

на елку.

— Правда, Кэрри? Знаешь, все-таки хорошо отмечать Рождество не так, как всегда. И не знать, какое оно будет.

— Надеюсь, ты не заскучаешь с тремя пожилыми особами.

— Ну что ты!

Без четверти шесть Оскар, Элфрида и Люси отправились на вечеринку к Кеннеди. Снегопад продолжался весь день, и к вечеру дороги так завалило, что ездить по ним стало опасно.

Ни Оскару, ни Элфриде не улыбалась перспектива забуксовать в сугробе, поэтому в гости решили идти пешком — подняться на холм по переулку. Закутанные, в шапках, в теплых ботинках, они один за другим приходили к Кэрри попрощаться. Она пожелала им хорошо провести время и попросила обо всем ей рассказать, когда вернутся.

— Думаю, рассказывать будет особенно нечего, — заметила Элфрида, — разве что кто-то из гостей напьется.

Последней пришла Люси. Какая она хорошенькая, подумала Кэрри, глаза блестят, на губах играет улыбка. В новой красной куртке, ботинках, пушистой шерстяной шапочке, с сумкой через плечо.

— Что у тебя там?

— Кроссовки и расческа. И плитка шоколада.

— Повеселись как следует.

— Спасибо, Кэрри… Не знаю только, когда вернусь.

— Неважно. Не имеет значения. Надеюсь, Рори тебя проводит. Если хочешь, можешь пригласить его зайти, выпить пива или чаю. Элфрида или Оскар составят вам компанию.

— Правда, можно? Хорошо, я подумаю.

— Договорились. Ну, ступай.

— Пока, Кэрри.

— До свидания, дружок. Приятного тебе вечера.

Они обнялись, Люси поцеловала Кэрри.

Наконец все ушли. Кэрри слышала, как за ними захлопнулась дверь. Она подождала минут пять — не вернутся ли, вдруг что-то забыли, — затем встала с постели, наполнила ванну, погрузилась в нее и долго-долго лежала. Потом надела джинсы, толстый свитер, причесалась, надушилась и сразу почувствовала себя намного лучше. Выздоровела, сказала она своему отражению в зеркале.

Спустившись вниз, она прошла на кухню, посмотреть, как там кеджери и Горацио. Все оказалось в полном порядке, хотя песик был вялым, явно давали себя знать вчерашние раны. В качестве компенсации за страдания кормили его по-королевски, но гулять выпускали не дальше чем на шаг от двери черного хода.

Кэрри наклонилась и погладила его по голове.

— Хочешь пойти наверх к камину? — спросила она, но Горацио только закрыл глаза и, пригревшись в своей корзине, выстланной шотландским пледом, снова погрузился в сон.

Кэрри нашла начатую бутылку сухого хереса, наполнила стакан и вернулась в гостиную. Шторы были задернуты, в камине ярко пылал огонь. Она подбросила еще полено и устроилась в кресле с утренней газетой в руках.

С улицы доносились тихие, приглушенные снегом звуки — шуршание автомобилей, шаги редких прохожих. Кэрри читала помещенный на видном месте очерк об одной известной, уже немолодой актрисе, которая снялась в популярном телесериале и неожиданно обнаружила, что купается в лучах славы. Кэрри дошла как раз до того места, где говорилось о Голливуде, когда у парадной двери раздался такой резкий звонок, что она вздрогнула.