В когтях у сказки
Шрифт:
Дрыгнув ногой, обутой в плюшевый тапочек с помпоном, Виолетта, оттягивая разговор, предложила:
– Выпить хочешь?
Анна и так догадалась, что без ста грамм проблему не решить, но благоразумно ответила:
– Выпить-нет, а вот попить бы не отказалась. Жарко очень. Вода у тебя есть?
– В холодильнике, – мотнула кудлатой головой хозяйка. – Возьми сама. Лень вставать.
Анна достала бутылку, свинтила крышку, сделала два глотка и снова вопросительно уставилась на хозяйку.
– Ну? Будешь говорить или я пойду? – спросила она с тайной надеждой, что ей предложат
Анна уже начала надеяться, что они с Ником успеют на экскурсию, но в этот момент Виолетту прорвало.
– Только обещай, что не настучишь, – предупредила она, целясь в лоб гостье устрашающим алым когтем.
– Если ты не готовишь покушение на президента страны – клянусь. – Анна шутливо прижала руку к сердцу, все еще полагая, что ей предстоит распутать очередной гордиев узел любовных отношений с насыщенным сексуальным подтекстом, но надеялась она зря.
Вертя попой, как гусеница, Виолетта чуть сдала назад, не покидая ложа, дотянулась до тумбочки и достала из ящика небольшой предмет, завернутый в кусок чистой мешковины.
– Вот, любуйся, – она сунула сверток Анне в руки.
Немного помедлив, Анна развернула ткань и присвистнула:
– Где ты взяла эту чудовищную хрень?
– Подарили, – быстро выпалила Виолетта.
– Да? – с сомнением протянула Анна, разглядывая небольшую шкатулку, от которой за версту разило ржавчиной, свежей землей и большими неприятностями. – А если по чесноку?
Виолетта упрямо молчала.
Шкатулка на первый взгляд отметила как минимум четырехсотлетие и выглядела откровенно угрожающе. Под толстым слоем ржавчины угадывались персонажи, не вызывающие умиления: змеи, пауки и прочие гады в количестве. Их тесно переплетенные тела покрывали всю крышку, местами сползая на боковые стенки, отчего казалось, что нечисть живет какой-то своей жизнью и лучше в эту жизнь не встревать. Ручка шкатулки представляла из себя ампутированную конечность скелета, выполненную со всеми анатомическими подробностями и прикасаться к ней особенно не хотелось. Хотелось выкинуть шедевр средневекового творчества в форточку, но Анну с детства приучили уважать чужую собственность, и она просто поставила штуковину на край стола.
– Ну, так что? Будешь исповедоваться? – повторила вопрос Анна.
– Ладно, скажу, – вздохнула Виолетта. – Мне ее принесла одна женщина.
– А одна женщина объяснила тебе, как к ней попала эта вещь?
– Более или менее. Она нашла ее в саду, прямо на грядке, когда сажала кабачки. Или тыкву? В общем, какую-то рассаду. Вещица произвела на нее впечатление и показалась ценной, но прежде, чем отнести ее к местному антиквару, чтобы оценить, ей захотелось посоветоваться с независимым экспертом. Пока она думала, ей на глаза попалась наша передача. Тетка решила, что это знак, вызнала адрес и явилась прямиком сюда. Но сначала она попыталась шкатулку открыть, думала, что там…
– Золото-брильянты? – усмехнулась Анна.
– Вроде того. Шкатулку она своими силами не открыла, а просить помощи
– И ты, конечно, «помогла», – вздохнула Анна. Ей все было ясно: Виолетта втайне организовала подпольный прием клиентов, разумеется, за отдельную плату. Конечно, это было строго запрещено, но когда это Виолетту останавливали запреты? Одна из клиенток подложила ей свинью, притащив артефакт, которому самое место в адском пекле. Когда это дошло до недалекой Виолетты, она подсуетилась и свалила проблему на Анну – а чего одной париться?
– Что это за штуковина? – проявила дамочка запоздалое любопытство.
– Уж не коробка с леденцами, – отрезала Анна, в отличие от легкомысленной товарки, вполне отчетливо осознавая глубину той задницы, в которую они обе угодили. – Даже просто прикасаясь к ней, чувствую, будто иду по яичной скорлупе. Это опасно!
– Наверное, ты приносишь яйца с собой, – хмыкнула женщина. – Лично я ничего такого не испытываю. – Она помолчала, наслаждаясь произведенным эффектом, а потом спросила вопреки логике: – И что теперь делать?
– Вернуть. И закопать. И надпись НЕ писать, чтоб другой какой идиот не нашел. А потом сходить в церковь и поставить свечку, чтобы пронесло.
– Круто, – одобрила Виолетта, – только ничего не получится.
– Интересно, почему меня это не удивляет? Так в чем подвох?
– Та бабулька забыла сказать, где живет. И телефон не оставила, – Виолетта развела руками и с притворной грустью вздохнула.
– Я бы на ее месте поступила так же, – невесело усмехнулась Анна.
Виолетта округлила глаза:
– Думаешь, это она специально?
– Почти уверена. Старушка оказалась умнее тебя и быстро смекнула, что от этой штуковины лучше держаться подальше, если только… Ладно, пойду я. От меня все равно толку мало.
– Но ты ведь мне совсем не помогла! – возмутилась Виолетта.
Анна обернулась от двери, в которой торчал большой старинный ключ, и от ее взгляда женщина поежилась:
– Ладно, ладно, не кипятись. Может, хотя бы взглянешь на то, что лежит внутри?
– Так ты ее все-таки открыла?! – взвыла Анна. – Нет, ну есть ли предел человеческой тупости?! По-моему, гель для укладки проел тебе мозги.
– Это был мой цинизм. И потом, я же не знала, что все так запущено, – дернула плечиком старая кокетка. – Любопытно стало. Ни спать, ни есть не могу, все думаю, что же там спрятано? Сама, конечно, не справилась, только пилку для ногтей сломала. Показала ларчик одному… ну, знакомому. Он спец по замочкам. Но и он долго провозился. Открыли наконец, а там… Вот!
Виолетта сунула открытую шкатулку под нос Анны. Та со стоном отшатнулась, ударилась о входную дверь так, что старинный ключ вывалился на пол из замочной скважины, но было поздно. Она увидела нечто из серии «глаза бы мои этого не видели»: на разложившемся от времени куске черного бархата покоился… вырванный с корнем зуб. Очень крупный, желтоватый, определенно человеческий, если не считать заостренного нижнего края, испачканного бурыми пятнами, до отвращения напоминающими засохшую кровь.