В кольце страха
Шрифт:
Белая лепнина на высоком потолке и стенах, белые мраморные статуи святых в нишах. Разноцветная роспись выглядела значительно веселей: добавляла ярких красок в интерьер, изображая сцены из жития святых. Золоченые узоры на стенах ловили на себя блики бесчисленного множества свечей. Высоко вверху под самым куполом в узкие зарешеченные окна равнодушно смотрела ночь. В целом ничего интересного я для себя не нашла.
Монотонное пение вкупе с приглушенным полумраком и теплом подействовали расслабляюще, и я не заметила, как уснула стоя. Проснулась от чувствительного тычка в бок. Провожатая, которая и так не питала ко мне дружелюбных чувств, теперь
Я старательно вытаращилась в спину стоящей впереди «сестры», вполуха разбирая слова в заунывном пении. Но хватило меня ненадолго. Уже через несколько минут голоса стали отдаляться и затихать, а черное пятно перед глазами сменила яркая картинка: плачущий Салем бежал ко мне по знакомому двору, нетерпеливо протягивая руки. Я шагнула было навстречу, чтобы обнять его, прижать к себе и сказать, что очень соскучилась, но неожиданно почувствовала удар по голове. От неожиданности открыла глаза и поняла, что видела сына во сне. В реальности же противная монашка стояла передо мной с победным видом, сжимая в занесенной руке молитвенник, а второй размашисто крестя воздух перед моим лицом и бубня заунывным речитативом:
— Да снизойдет благодать Всевышнего на овец его заблудших, ибо проспят они жизнь свою и не заметят!
Круто развернувшись, она пошла прочь. Полы просторного черного одеяния развевались с тихим шорохом в такт шагам, делая его обладательницу похожей на откормленную ворону. Я озадаченно смотрела ей вслед, тщетно пытаясь перевести на нормальный язык услышанную фразу. Не сумела, окликнула:
— Что?
Ворона замедлила шаг, обернулась. Пухлые губы тронула снисходительная улыбка:
— Голодной, говорю, останешься!
Только тут я сообразила, что осталась в зале в полном одиночестве. Интересно, монашка специально ждала, пока уйдут остальные монахини, чтобы безнаказанно употребить молитвенник по желаемому назначению, или проспала завершение молитвы вместе со мной?
Как ни странно, ранний подъем ничуть не способствовал пробуждению аппетита, поэтому в столовую я пришла без особого энтузиазма. Монахиня, хоть и не стала ждать меня, но шла впереди, оставаясь в поле зрения, что позволило не заблудиться.
Просторная светло-серая комната была заставлена длинными столами, вдоль которых ровными рядами выстроились присутствующие. За узкими окнами светлело небо, но факелы на стенах еще горели, давая неровный чадящий свет. В воздухе пахло овсяной кашей, поэтому вглядываться в бурое содержимое многочисленных тарелок я не стала. Вслушиваться в монотонное бормотание — тоже. Просто заняла свободное место с краю у ближайшего стола и терпеливо дожидалась окончания молитвы. В голове билась лишь одна крамольная мысль: от подобного образа жизни уже через несколько дней можно сойти с ума.
Я не была, подобно монахиням, одержима верой и страстью служения Всевышнему, поэтому откровенно скучала и хотела спать. Окружающая обстановка всецело этому способствовала. Одно дело неслышным шагом скользить в ночи по крышам, подобно бесплотной тени, ощущая азарт от предстоящего дела или удовлетворение от выполненного. И совсем другое — существовать изо дня в день в монотонном ритме, отягощенном хроническим недосыпанием и недоеданием.
Каша на вкус оказалась пресной и клейкой, без добавления соли, не говоря уже об отсутствии сахара или варенья. Кашевар даже мед пожалел, хотя вряд ли этот натуральный продукт запрещен к употреблению даже при условии круглогодичного
Проглотив с невероятным трудом склизкий комок, я от души посочувствовала монахиням и до конца завтрака больше не прикасалась к ложке. На меня, правда, также смотрели с нескрываемым сочувствием, причину которого я смогла понять лишь после полудня. Собственно, к концу дня понимание здешнего быта и образа жизни пришло ко мне в полной мере и предстало во всей красе, вселив если не ужас, то вполне натуральную панику.
После скудного завтрака меня вместе с группой монахинь отправили изготавливать свечи. Небольшое здание располагалось среди прочих на широком подворье. Промаявшись несколько часов в жаре и духоте, я до костей пропиталась запахом воска и парафина, посадила пару масляных капель на платье и обожгла палец на пока еще здоровой руке. Выбравшись оттуда, обнаружила солнце стоявшим высоко в зените, но вместо ожидаемой столовой была направлена на бескрайний огород, поделенный на широкие квадраты — грядки.
Ненавистное платье путалось под ногами, мешая перекапывать землю на радость будущим посевам, цеплялось за лопату, пачкая в пыли подол. Я сквозь зубы щедро проклинала бестолковую одежду, пугая святых сестер обширными познаниями нецензурной лексики, но честно перекопала выделенный мне участок.
По правде говоря, легче не стало. Вместо еды или хотя бы воды мне вручили грабли и направили в сад на борьбу с опавшей листвой. В итоге на вечернюю молитву после захода солнца я приплелась смиренной овечкой, поскольку пребывала в полной прострации после богатого на события дня, и громко подпевала монахиням отчаянным урчанием в животе.
Когда же попала в вожделенную столовую, искренне возблагодарила Всевышнего за тарелку тушеной капусты и стакан кислого компота с пирожком. Глотала не жуя, не чувствуя пресного вкуса и не обращая никакого внимания на разом подобревшие лица соседок по столу, которые вопреки заповеди «не суди…» не стеснялись шепотом обсуждать удивительно быструю адаптацию новенькой. А ничего удивительного — у тизарров тоже были проблемы с моим пропитанием, но там меня не заставляли батрачить с раннего утра до сумерек, не разгибая спины. В итоге и калорий мне требовалось намного меньше.
Добравшись до кельи, я вставила факел в кольцо на стене, стянула грязную рясу, оставшись в нижней сорочке, и, забравшись на недоразумение, по ошибке называемое кроватью, свернулась клубочком и блаженно прикрыла глаза. Всякие понятия вроде «низко, жестко, коротко, прохладно, неудобно» уже ничуть не волновали. Сейчас я была абсолютно счастлива от возможности просто лежать и не шевелиться. А еще спать, спать…
Следующий день моего пребывания в монастыре в корне отличался от предыдущего, начиная с того, что я проспала не всю заутреню, а только первую половину. И, с трудом дождавшись окончания, подошла к настоятельнице и попросила позволения порыться в запасах лекарственных трав монастыря. Получив разрешение, после завтрака провела несколько часов в небольшой комнатке, под завязку набитой кадками и мешками с ценным содержимым, решив ударить по магической силе противника своими знахарскими познаниями. Изготовив необходимый состав, покинула комнатку, отчаянно чихая и отфыркиваясь. Травяная пыль мало того что забила мне нос, залезла в глаза, рот и заполнила легкие, но также осела густым слоем на рясе, превратив ее благородный черный цвет в зеленовато-болотный.