В крымском подполье
Шрифт:
— Что вы тут сидите? — спросила Лидия Николаевна. — Бомбежка кончилась, можно выходить.
— Что вы, господь с вами! — испуганно замахала она руками — Не успеешь до дому дойти, как он, проклятый, опять начнет сыпать.
— Да тут у вас совсем не видно разрушенных домов, — сказал я.
— Не видно, а стекла все повылетали. Разве его, окаянного, узнаешь, куда он угодит! Налетит воронье вражье, начнет над головами кружиться, так и думаешь — смертушка пришла. Что ж это будет? — закончила она с отчаянием.
— Что поделаешь, война! —
— Занимайте, сделайте милость! Пусть хоть люди будут, воры не полезут.
— Пойдемте, покажите нам квартиру.
— Нет, нет, не пойду, боюсь! Поди, Ларчик, отведи их. Пусть живут, — сказала она, обращаясь к грузчику.
— А цена какая будет? — спросила Лидия Николаевна.
— Какая теперь цепа! Бомба угодит — вот тебе и цена. Живите, пока живы.
— Пойдемте, отведу, — сказал Ларчик.
Мы вошли в дом, в маленькую пустую комнату с земляным полом и двумя окошками без стекол, освещенную полосками света через щели закрытых ставней.
Ларчик с ленивым любопытством наблюдал, как мы раскладывали свои немногочисленные пожитки. Уходя на «дежурство», я попросил его помочь Лидии Николаевне.
— А с работы приду, винца выпьем.
Ларчик безнадежно свистнул:
— Вина теперь не достать.
Понизив голос и как бы сомневаясь, стоит ли говорить, я сказал, что работаю по снабжению, достать можно и вино и мануфактуру. Да где спрячешь? Придут немцы, да за твое добро тебя же…
— Еще немцев бояться! — с презрением сказал Ларчик. — Что попадется, все берите. Спрячем. — Он оживился. — Я в курятнике такую яму выкопаю, хоть тысячу бутылок давай!
Видимо уверовав в мои «снабженческие связи», Ларчик спросил:
— А может быть, вы сможете где-нибудь и стекла добыть? У меня двое маленьких пацанов, боюсь простудятся. Да вам и самим стекло понадобится.
Мне понравилось, что Ларчик заботится о стеклах, когда неизвестно, будет ли цел завтра дом. Видно, вывести его из равновесия не так легко!
Когда он ушел, я сказал Лидии Николаевне:
— Получше прощупайте этого Ларчика, познакомьтесь с его женой, посмотрите, как они живут и что за люди. Если парень надежный — используем его. Другого выхода у нас пока нет. Придется пойти на риск, ничего не поделаешь.
— Хорошо, разузнаю все, — ответила та.
— Давайте твердо держаться в соответствии с новым нашим положением. Ты, Клера, должна называть меня только «папа» и на ты. А вы, Лидия Николаевна, называйте меня просто «Петя», а я вас «Лида», и тоже на ты. Смотри, Клера, не сбивайся, не проговаривайся, а то могут получиться большие неприятности.
У Сироты я достал все, что нужно. Уже смеркалось, когда я, потный, усталый, нагруженный стеклом, гвоздями, инструментом и четырьмя бутылочками портвейна, вернулся с «дежурства». У нас сидели «Семен» с «Машей» и рассказывали, как устроились на своей новой квартире.
Хозяева их — в прошлом богатые люди — имели
— Уток и кур откармливают, — сказала «Маша». — Готовятся фашистов угощать.
Клера привела Ларчика. Мы познакомили его с «Семеном» и «Машей». Увидя бутылки, Ларчик просиял.
Позвали хозяйку. Но та, видимо, действительно решила до конца войны сидеть в щели. Она даже ночевала там. Это было нам очень кстати: никто не мешал устраиваться.
Пользуясь отсутствием посторонних глаз, мы быстро перенесли все необходимые для подполья вещи к себе на квартиры. Вино Ларчик закопал в курятнике. Часть денег взял «Семен». Триста пятьдесят тысяч рублей мы с Лидией Николаевной уложили в ящик и под видом «мануфактуры» вместе с Ларчиком закопали у него в сенях, в земляном полу. На это место поставили большую бочку с квашеной капустой. Чтобы окончательно уверить Ларчика, что в закопанном ящике содержится мануфактура, я дал его жене несколько метров ткани для ребятишек и сказал: «Если нужно будет, дам еще».
Через Ларчика я познакомился и со вторым нашим соседом — Василием. Боец истребительного батальона, он находился на линии обороны на горе Митридат и должен был эвакуироваться вместе с частями Красной Армии. Василий просил нас позаботиться о его семье, которая оставалась в городе, и мы обещали это сделать.
Немец бомбил Керчь почти непрерывно, но боя еще на было слышно. Только 10 ноября мы явственно услышали отдаленную канонаду и увидели вспышки огня.
Сирота оставался в городе до последнего момента. Я все время держал с ним связь и получал информацию о положении на фронте и в городе.
15 ноября я случайно столкнулся с ним на улице недалеко от горкома. Немцы были уже в Камыш-Буруне и обстреливали город из орудий и минометов. За горой Митридат, совсем близко, шел бой с пехотой противника. Сирота был очень встревожен. Он оглянулся по сторонам и незаметно кивнул мне. Разговор с секретарем горкома на улице — грубейшее нарушение всех правил конспирации, но что было делать! Явочная квартира моя была к тому времени совершенно разрушена, а другой еще не нашлось.
В эту минуту опять начался налет. Раздался хорошо знакомый противный свист падающей бомбы. Я побежал и прыгнул в одну воронку с Сиротой.
— Оставляем город, — торопливо говорил он. — Войска переправляются на Кубань. Горком и штаб переехали в Ени-Кале. Здесь остается только заслон, чтобы обеспечить эвакуацию оставшихся войск и техники. Магазины и склады открываем для населения. Пусть забирают, что осталось. Пролив немец жутко бомбит. Потопил, гад, наш пароход с рабочими. Твое последнее задание выполнил. В деревне Капканы затопили одиннадцать лодок. Рыбацкие сети припрятаны. Пароль твой передал.
Эти лодки я намеревался в случае необходимости использовать для связи с советским берегом.