В ледяных просторах
Шрифт:
И все произошло только из-за того, что вспомнил: ведь сегодня наш академический праздник. Мне почему-то особенно живо представились: волнующий момент открытия отчетной выставки, ожидания нового, семья товарищей, вся жизнь искусства. Как это стало далеко! Я пошел собственной дорогой, по ней еще никто не ходил, я не увижу новых достижений, сколько еще времени? Год, два, три? Но помнить об оставленном я могу. — Сегодня праздник.
И вот я прибираю, чищу свою каютку, развешиваю новые этюды, потом меняю рабочую блузу на куртку с воротничком. Седов заходит зачем-то ко мне. Некоторое время он молча и с недоумением озирается, потом быстро что-то соображает и говорит:
— У вас семейный праздник? Почему вы ничего не сказали вчера, — мы бы празднество на всю экспедицию закатили. Упустить в эту скучную пору чей-нибудь праздник — да это преступление!
Во время обеда Седов с присущей ему любезностью обратился ко всем с маленькой речью — поздравление с праздником искусства. Последняя медвежина, праздничный графин и сладости подкрасили экстренное торжество, а после ужина мы долго засиделись, все уже вместе уносясь на родину воспоминаниями.
6 ноября. Поразительно теплая погода установилась после бури в двадцатых числах октября. Сегодня опять южный ветер и температура -7 °C. В местах смерзания отдельных льдин появились лужи, а кое-где даже полыньи. Только присутствием больших пространств открытого моря можно объяснить эту затянувшуюся оттепель. Но сказать с уверенностью, что поблизости есть открытое море, никто не может. Один раз я взошел на гору во время дневного рассвета. Мне показалось, что я вижу темную полосу моря на Ю.-З. горизонте, — но рассвет был так слаб! Было бы опрометчиво утверждать, что виденная вода открытое море, а не большая полынья. Мы замечаем каждый раз, когда направление ветра отклоняется от юго-запада и юга, температура резко понижается. Из того заключаем, что в той стороне — открытое море. Мы думаем, что ураган двадцатых чисел далеко отогнал льды от берегов Новой Земли.
7 ноября. Умеренный северный ветер -21oС. Пустошный, один из постоянных наблюдателей метеорологической станции, слегка заболел. Визе и я приняли на себя ночные дежурства. Будем сменяться по неделе. Теперь моя неделя.
С двенадцати часов все спят. Только в моей каюте светится огонек. Я пишу, читаю, рисую, поглядывая время от времени на часы. Наблюдения производятся каждые два часа. Все отсчеты и запись показаний инструментов отнимают почти четверть часа. За пять минут до срока записываются показания двух ртутных барометров и одного анероида в каюте. С фонариком в руках направляешься на станцию. Там записываются показания всех инструментов в будках, проверяется исправность самопишущих приборов, делаются отсчеты термометров, помещенных на разной высоте (для определения температуры нижних слоев воздуха) и термометров, разложенных на снегу (определяется излучение земной поверхности). Дальше, необходимо взглянуть на флюгер и ветромер, на небо и облака, отметить формы и направление северного сияния и атмосферные осадки. На обратном пути измеряется температура морской воды. Затем предстоит влезание на ванты — там термометры, отмечающие температуру верхних слоев воздуха. Кроме всего, каждый час измеряется высота приливной волны. Мы гордимся, что нам удалось организовать на отдаленнейшем севере первоклассную метеорологическую станцию.
8 ноября. Легкий северо-западный ветер, — 21–28 °C. Именины Павлова. К обеду явились в парадных костюмах, — капитан даже в сюртуке. За столом Седов пожелал здоровья имениннику и всем, кто его в этот день вспоминает. За седов-ским тостом посыпались горохом другие, пока бутылка коньяку не высохла. После обеда все отправились прогуляться, а вечером — грандиозный концерт. В заключение его — «Ночь на Лысой Горе» Мусоргского. Исполнители — именинник и Визе.
9 ноября. В.-С.-В. ветерок, — 26 °C. Прекрасная полуденная заря. К вечеру ветер перешел к западу и начался Ю.-Ю.-В. шторм. Монотонно тянется время. И сегодня могу занести в дневник только одно событие: собачья драка. При участии перворазрядных драчунов Волка, Варнака, Разбойника и Штурмана, собаки загрызли юганова любимца Черку. Его отняли с разорванным животом.
11 ноября. Шторм продолжается третий день. Около полудня наблюдалось некоторое затишье, но вечером снова завыло, снова потянулись бесконечные мелодии вьюги.
Вчера наблюдалось странное явление в проруби, где производятся наблюдения за приливами. Вода там поднималась и опускалась как бы от волнения, настолько высоко, что трудно было сделать отсчет: колебания доходили до 25 сантиметров. Ничтожное обстоятельство вызвало ожесточеннейшие прения в кают-компании. Некоторые думали, что морская волна доходит до нашего зимовья, и считали возможным, что в один прекрасный день лед вынесется в море, как это часто случается в южных бухтах Новой Земли. Другие с цифрами в руках и с пеной на устах утверждали, что ледяное поле достаточной величины может зыбиться, как лист бумаги, положенный на воду. Ведь по отношению к величине ледяного поля, держащего «Фоку», слой льда не толще папиросной бумаги — колебанию льда удивляться не приходится. Не думаю, что наши рассуждения открывают Америку. Явление же заслуживает внимания… особенно для нас, когда носа нельзя показать из-за борта.
12 ноября. Вьюга прекратилась только сегодня. «Фока» занесен снегом до самого борта. Максимыч находит, что это «так; по-нашему. А то дует, дует, а снегу только барыням на мороженое».
Почти полнолуние, луна теперь светит круглые сутки. В полдень небо в южной части окрашивается, и тогда луна меняет свой цвет, горит красноватым огнем, как при восходе. В полдень борются два источника света: луна и отсвет зари. Но луна побеждает, прогоняет зарю и, торжествуя, заливает снежные равнины и горы холодным, мертвым, пепельным светом. Часто вокруг луны мы видим радуги, кольца со светящимися столбами по сторонам и «ложные луны».
15 ноября. Опять свирепая буря. Уже неделю, с малыми перерывами, воет она; затихнет на несколько часов, а потом еще хуже.
Сегодня во время такого затишья совершили прогулку к мысу Столбовому. Пятнадцатиметровый отвес его выглядит во тьме особенно внушительно. Если с окружающих мыс сугробов спуститься в котловину, то с одной стороны видишь черную каменную стену с фотами, пещерами и кристальными орнаментами при входе, а с другой — вертикальную же 6—8-метровую стену снега, плотного, как земля. Мы долго бродили по коридору, образованному сугробом — там хорошо укрываться от вьюги. Потом поднялись на мыс и поставили несколько капканов на песцов — следы их видели в этом месте, когда было еще светло.
16 ноября. Ю.-В. ветер, — 3 °C. Как-то ночью, делая измерения температуры в проруби, я заметил, что вода загорается фосфорическим блеском всякий раз, как подносишь фонарик. Приглядевшись, заметил множество маленьких рачков-креветок — «капшаков» — вода кишела ими. Они, как бабочки ночью, жадно стремятся к огню, превращая темную воду проруби в клубок спутанных нитей серебряного, фосфорического блеска, вызванного их быстрыми движениями, сегодня наловили драгой порядочное количество и попробовали сварить. Увы, в этих рачках почти нет мяса. Их можно сосать и воображать, что ешь настоящих шримсов: вкусом они не отличаются от больших.
Скоро будет месяц, как солнце покинуло нас. Отсутствие его начинает чувствоваться физически: чего-то недостает — странное ощущение. Иногда нападает апатия, не хочется ни думать, ни читать. Время тянется медленно. Как будто в ожидании. Будто вынут жизненный огонь. Не ночь ли вечная тушит дрожание нервов?
Полярная ночь. Сколько суровой поэзии в ее вечной настороженности и непроницаемости. Снеговым покровом — саваном мертвой природы закрылось все живое, сверху ночь навалилась, как тяжелый могильный камень. Все молчит. И ты, маленькое существо, идешь, угнетенный и восхищенный величием окружающего, и чувствуешь нечто, завлекающее идти вперед в царство теней и мрака, погрузиться в самую глубь музыки неизвестного, манишься надеждой — в ночи понять смерть и узнать связь ее с жизнью.
Полярная ночь! Темная, озаренная только отраженным от снега светом звезд, торжественная… Но разве только?.. Почему она кладет печать на все твои мысли? В чем ее загадка? Взгляни в глаза ночи. Со всеми живыми мыслями, с шумом крови, с трепетанием нервов, со всем, что есть в тебе живого, — взгляни пристальнее в глубь ее черных очей. О, как песок в прибое растают твои старые мысли о человеке — властителе природы, растворится гордыня, нервы запоют созвучием аккордам ночи, и неосознанные еще думы наполнит ее темная власть.