В ледяных просторах
Шрифт:
— А-а-а, сейчас!
…Идем о кромку полыньи, пересекая синие-синие тени, которыми переплелись, словно обнялись, торосы, льдины и ропаки. Все, что совсем скрывается в туманную погоду, что еле различимо в пасмурные дни, при полуночном солнце обозначается с необыкновенной скульптурностью. Малейшая морщинка и складочка рисуются на снеге резко; застрюги же становятся похожими на орнамент. На снегу не видишь не-изузоренного места. И вот по этому узору солнце проходит красками.
Идем по медвежьему большаку. Следов так много, что в иных местах не разобрать отдельных: сбиваются в одну тропу. Есть совсем старые — в виде возвышающихся столбиков, обдутых ветром, есть совсем свежие. Мы, обучаясь следопытству, пробуем сдувать кусочки снега, движением мохнатой лапы брошенные вверх.
— Эге, вот этот еще тепленький, — кричит мой спутник. — И правда — собаки рвутся, почуяв свежий след. Удерживать их не в наших расчетах. И вот, под вой и лай собак, несемся в погоню за мишкой, который успел убресть невесть куда.
…Первое мая. Сыплется снег. Метель и холод —11 градусов — вот так маевка! На скалах, искрапленных снегом, дремлют кайры, а вдоль берега, несмотря на вьюгу, летят чайки и глупыши. Куда-то на северо-восток.
Не мигая круглыми глазами, они внимательно осматривают темные обрывы. Что они ищут? Родные места и старые гнезда? — Что ищем мы здесь?…
…Вчера брели до колен в снегу, проваливались по пояс между торосами, вязли ногами в трещинах, скользили по скатам льдин и падали. Снова вставали, снова шагали навстречу бешеной метели — страшному слепящему потоку. В поту, с безудержной бранью на устах и в сердце, надсаживались мы, ставя и толкая тяжелую, облепленную снегом нарту. Трясущимися от натуги руками подымали кнуты и хлестали милых старательных собак и заглушали свирепым криком жалость к ним, качающимся на ногах.
И было пленящей, прекраснейшей мечтой: лечь без движения. Под первый попавшийся торос, но лечь, чтоб больше не натягивать ослабевших, дрожащих мускулов, — пусть то стоило, быть может, жизни. Но проходили долгие часы, а мы все шли. Другая мечта еще сильней манила. То стояло райским видением, толкавшим нас, мокрых, голодных и обессилевших, навстречу злой буре. Мы поставим палатку под гротом, известным нам. Там палатку не сорвет. Там ляжем в теплый мешок и скажем себе: ты победил и пришел к своей маленькой цели! Свирепа и упряма природа, но ты ее еще упрямей и хитрей.
И вот потом, уже действительно лежа в палатке, спросил я себя, как спрашиваю часто: счастлив ли ты? Не нужно ли еще чего-нибудь? И я ответил себе: нет — только спать хочу; вот — засыпая, буду счастлив без оговорок».
Глава десятая
…Когда в воздухе был аромат сирени
и росла трава пятого месяца…
Мы ждали Седова к концу апреля — началу мая. Возвращаясь после двухнедельной отлучки, я ожидал услышать свежие «новости с мыса Желания», но Седова еще не было. Мы знали хорошо, что провиант его рассчитан только до первого мая. Следовательно, в мае Седов мог жить исключительно в счет удачной охоты. Охота же должна была быть — мы в том не сомневались: бродили же где-нибудь все те проходимцы, следы которых я видел? Да и к «Фоке» через день после моего возвращения пришел один из неуловимых в экскурсии. Я уложил его одним выстрелом. Медведь был небольшой, трехгодовалый, но мы говорили: пусть Седов почаще встречает таких молодцов! Хватит на две недели. Наконец, птицы прилетели — ими пропитается. — Так успокаивали мы себя, обсуждая долгое отсутствие нашего вождя. Однако было решено, что после 20 мая я с большим запасом провианта отправлюсь навстречу.
Седов вернулся в ночь на 14 мая.
Мы не узнали своих товарищей — так изменились они за два месяца. В прокопченой одежде, с заросшими бородой, черными, как у мулатов, лицами, настолько похудевшими, что губы обтягивали блестящие зубы, Седов и Инютин выглядели настоящими дикарями. Сильный запах ворвани обдал меня при встречном поцелуе.
Седов исследовал весь западный берег до мыса Желания — план исполнил целиком. Даже больше: не найдя в условленном месте Визе, Седов, обогнув северную оконечность Новой Земли, направился дальше на юг и достиг мыса Вис-сингер-Гофт [70] .
70
Мыс Виссингер-Гофт на старых картах именуется более правильно «Флиссингер-Гофт».
Выяснилось, что очертания северной части Новой Земли совсем не таковы, какими мы привыкли видеть на картах. Изгибы берега нигде не совпадают с изображавшимися до сих пор. Седов, опытный картограф, часто разводил руками: как сохранить существующие названия, если их оказывается в одном месте несколько? Как закрепить названия мысов, заливов и островов, если в действительности их не существует? К концу путешествия Седов пришел к выводу, что больше всего можно доверять самой старой карте — Баренца. Но в местности у Большого и Малого Ледяных мысов береговая черта не сходится и с Баренцевой картой. Впрочем, те мысы не что иное, как выступы ледников, спускающихся в море обрывами 50–60 метров высотой. Вполне допустимо, что во времена Баренца, триста лет назад, очертания ледяного берега в общем совпадали с изображенными на карте Баренца.
Съемка однообразных ледяных берегов очень трудна. Половина времени ушла на астрономические определения [71] , остальное — на преодоление трудностей пути. Поверхность льда вблизи берега всегда отвратительна, говорил Седов. Со стороны моря — страшные нагромождения торосов или открытая вода, обойти которую возможно, только поднявшись на ледник. Наиболее же неприятная из дорог — там, где ледяные стены опоясываются полосой недавно образовавшегося льда, иногда настолько тонкого, что от движения саней расходятся круги, как по воде. Поверхность молодого льда всегда покрыта слоем выкристаллизовавшихся морских солей. Сани и лыжи по такому льду скользят не лучше, чем по песку.
71
Седовым произведены астрономические определения пяти пунктов. По предварительным вычислениям — Мыс Литке (на острове Баренца) — широта: 76°15'10'', долгота, восточная (от Гринвича) — 60°51'04'',5. Магнитные элементы: склонение + 22°23'00'', наклонение — 8Г25',5, напряжение — 222.0 дефл. единиц. Мыс Утешения: широта 76°15'08'', восточная долгота — 62°35'49'',5. Магнитные элементы: склонение + 25°9'30'', наклонение — 81°35'3. Гора Астрономическая (в заливе Иностранцева): широта — 76°30'47'', долгота — 66°57'49'',5. Магн. элементы: склонение + 24°18'00'', наклонение — 82°8'0. Мыс Желания: широта — 76°56'27'', восточная долгота — 68°28'04'',5. Магн. элементы: склонение — 24°66'00'', наклонение — 82°2б' 0.
Можно представить, что путешествие по льду, обладающему такими свойствами, особенного удовольствия не доставляет. Но — что же делать, если с одной стороны высится неприступный ледяной обрыв, а с другой открытое море? Седов, не имея выбора, несколько раз шел по узенькой полоске припая подле самой ледяной стены. Неоднократно нарта оседала, но удавалось каждый раз находить куски более плотного льда. У мыса Малого Ледяного сани, попав на особенно тонкий лед, внезапно оказались в воде вместе с людьми и собаками. Положение казалось безвыходным: при попытках вытащить нарту лед не выдерживал ее тяжести и обламывался. На месте крушения образовалась широкая полынья — в ней плавали сани. Люди же и собаки — то выбирались на лед, то снова проваливались. Седов считает, что спаслись чудом, а еще больше — упорным желанием жить.
Собаки, казалось, понимали беду. Когда, наломав вдосталь льда, сани достигли небольшой плотной льдины, вся запряжка дружно взвыла и разом выволокла сани из воды. Путешественники пробыли в воде более часа. Все, исключая ящик с хронометрами, привязанный на верху саней, подмокло, погибли все фотографические снимки, растаял последний сахар.
Окрестности Малого Ледяного мыса вообще памятны нашим путешественникам. Проходя той же узкой полоской прибрежного льда, приходилось часто приближаться к страшным ледяным стенам. Миновав один выступ ледника, сильно нависший над морем, Седов и Инютин услышали страшный грохот. Обернувшись, они увидели, что выступа больше не существует: он рухнул в море, уничтожив бесследно полоску льда, по которой только что прошли. В том месте бурно вздымались волны, из моря, сталкиваясь, выныривали громадные айсберги. Лед ломался вокруг по всем направлениям. Можно вообразить душевное состояние живых существ, оказавшихся поблизости ледяной катастрофы! Еле управляя обезумевшей запряжкой собак, тревожно оглядываясь, путники спешили убраться подальше!
По пути вперед открытое море виднелось только вдали. На обратном — оказалось, что лед успел оторваться от берегов. На месте старого — образовалась та самая полоска припая, которая доставила столько приключений. И эта полоска в конце концов прервалась. По счастью, в том месте подъем на береговой лед был возможен. Седов обошел полосу открытого моря по ледникам. Две собаки, Черный Медведь и Штурка, при восхождении на ледник провалились в трещину. Медведь погиб. Штурка же какими-то загадочными путями выбрался из глубокой трещины. Через сутки израненный, с разбитым боком, пес догнал сани.