В лучах прожекторов
Шрифт:
Так мы летали две ночи. Коротков встречал нас каждый раз при возвращении, жал руки, подбадривал: «Молодцы пропагандисты!» — и помогал готовиться к следующему вылету.
На третью ночь наш самолет побывал за линией фронта трижды. До рассвета оставалось еще часа два. Решили сделать последний, четвертый, вылет. Заправились, набили листовками штурманскую кабину — и в воздух! Взошла луна, облака сразу посветлели.
— Товарищ политрук! Как бы нам на «мессера» не напороться! Поглядывать надо!
— Уйдем! — успокоил меня Жарков и
Шутка понравилась, но предчувствия мои оправдались.
Как только перелетели передовую, Жарков сказал:
— Смотри! Справа под нами летит какой-то чудак!
Я взглянул за борт. Вначале ничего не заметил, но вскоре увидел полоску знакомых лилово-красных огоньков из выхлопных патрубков. Это был самолет. Но чей? Самолет внизу разворачивался. Появилась вторая полоска, и сразу же в голове мелькнуло: «Рама».
Надо немедленно уходить.
Впереди под нами поле. Справа расплывчатым пятном темнел лес. Не теряя ни секунды, резко повернул машину вправо и с крутым скольжением повел ее на темный фон леса.
— Товарищ политрук! Не выпускайте «раму» из виду! крикнул я парторгу. — Наблюдайте за ней все время!
— Смотрю в оба! Делай свое дело! — спокойно передал Жарков.
От «рамы» потянулись к нам две светящиеся нити трассирующих пуль. Одна прошла в стороне, другая над моей кабиной.
— Целится по нашим выхлопным патрубкам! — крикнул Жарков. — Убери газ!
Убрал. Увеличив угол планирования, резко изменил курс и после небольшого разворота направил свой У-2 прямо под «раму». Маневр удался. Очередная серия пуль скользнула мимо, и тотчас же следом за ней над нами с воем пронесся светлобрюхий самолет. Он пролетел так близко, что, несмотря на темноту, можно было отчетливо разглядеть большие черные кресты, распластанные на крыльях.
— Молодец! Молодец! — загудел Жарков по переговорному устройству. — Жми к лесу!
От первой атаки удалось увернуться.
Я вывел самолет из пикирования и, непрерывно следя за удаляющейся «рамой», повернул к лесу. Спасение было только там, на темном фоне деревьев. «Рама» тем временем сделала крутой разворот.
— На вторую атаку заходит! — предупредил Жарков. — Приготовься…
— Не успеем! — отрывисто ответил я. — Выбрасывайте груз, товарищ политрук!
— Листовки? — удивился Жарков. — Ты что?
— Они ручку зажали! — обозлился я. Сшибут за милую душу!
Жарков старался успокоить:
— Без паники!
«Рама» начала вторую атаку.
Убрал газ и резко перевел машину в планирование с разворотом. Это дало нам возможность на несколько секунд уйти из-под огня. Вот и опушка! Земля стремительно неслась навстречу. «Рама» тоже нырнула и открыла огонь. Две огненные струи, одна за другой, прошли над правой верхней плоскостью. Защелкали разрывные пули. В переговорном устройстве, словно колокол, загудел громкий бас Жаркова:
— Коля, спокойней!
Еще одна струя. Пули хлестнули по фюзеляжу.
— Товарищ политрук, кажется оторвались!
Жарков молчал.
— Товарищ политрук! Вы меня слышите?
— Слышу, — глухо ответил Жарков.
— Куда прикажете лететь?
— Продолжай выполнять задание, — чуть слышно ответил он.
Машина вела себя послушно. Мотор работал исправно, можно было восстанавливать ориентировку.
Сделав над лесом круг, снова стали набирать высоту.
К деревне Салино подлетели со стороны лесных оврагов, на высоте восьмидесяти метров.
— Как вы себя чувствуете, товарищ политрук? — не удержался я от вопроса. — Не укачало вас с непривычки?
— Укачало, — невнятно промолвил Жарков.
Ну, это ничего! Пройдет. Мы уже над заданным районом, можно бросать листовки.
Жарков начал разбрасывать пачки. Работал он молча, медленно, над некоторыми деревнями заставлял меня пролетать по два — три раза. Наконец разбросав все, он скомандовал:
— Давай домой!
Возвращались молча. Сели на рассвете. Я отрулил на стоянку и выключил мотор. Откуда-то, словно из-под снега, перед кабиной появился Коновалов. Мельком взглянув на машину, он всплеснул руками:
— Истрепали-то вас как, — запричитал он, чисто собаку в драке. Какие будут замечания?
— Никаких. Машину подготовил отлично, — от души похвалил я механика. — Ну и дали нам сегодня жизни, чуть душу не вышибли.
Коновалов понимающе закивал головой.
Я повернулся к Жаркову. Откинувшись на спинку, он полулежал в кабине. Руки у него были в крови, глаза закрыты.
— Товарищ политрук! Что с вами?
Жарков повернул голову и простонал:
— Ноги перебиты. Санитаров позовите.
Я опешил: «Укачало! Повтори заход! Еще раз повтори!» — вспомнились скупые команды Жаркова и, обругав себя за недогадливость, закричал что есть силы:
— Товарищи! Носилки сюда! Парторга ранило!
На машине его увезли в санчасть батальона, оттуда — в госпиталь. Закончив лечение, парторг через два месяца вернулся в нашу боевую семью.
Зимние ночи длинные. Темнеет рано, а рассветает поздно. А тут еще морозы такие, что во время полета до костей пробирает. Особенно тяжело приходилось штурманам. В задней кабине ветер гулял, как хотел. А чтобы наблюдать за целью, следить за местностью, им часто приходилось высовываться за козырек. Некоторые обмораживались, несмотря на меховые маски.