В майский день
Шрифт:
— А-а! Вот тут кто! Борис Федорович изволил пожаловать… — заговорил Карганов, как-то странно, загадочно поглядывая на Борю и на дочь.
Ниночка бросилась к нему и схватила его за руку.
— Он, папочка, не сам пришел, — я позвала его… — начала она скороговоркой.
— Нет, я сам пришел, Николай Петрович!.. Я пришел… потому что… — смутившись, забормотал Боря.
— Почему? — переспросил старик, пытливо взглянув на него и склонив на бок голову.
— Потому что мне было скучно без Ниночки… —
— А ты его не послушался и все-таки пришел! — заметил Карганов.
— Папочка! Милый!.. Да, право же, я звала его… я сама хотела, чтобы он ходил к нам… Папочка, послушай! — приставала Нина, теребя изо всех сил отца за рукав и тем как бы стараясь убедить его в невиновности своего друга.
— Иди сюда! — сказал старик, обратясь к Боре. Мальчик слегка вздрогнул, поднял голову и взглянул на Карганова, крутя поясок, и в смущении не зная, что ему делать. Он побаивался старика и в то же время ему казалось опасно раздражать его своим неповиновением. Он нерешительно сделал шаг вперед и остановился.
Старик, наконец, сам подошел к Боре, взял его за руку, наклонился и крепко поцеловал его. Тут уж оба, — Нина и ее маленький друг, — пришли в недоумение… Боря, прямо сказать, ожидал, что сердитый старик, застав его у себя в саду, задаст ему изрядную встрепку. Нина не думала, чтобы отец как-нибудь обидел Борю, но была почти уверена, что «папаша рассердится» и с бранью прогонит Борю из сада… И — вдруг!.. Что ж это такое? Что же случилось?..
Старик ласково смотрел на мальчика, тихо гладил его по голове и говорил:
— Ты не бойся, дружок! Я тебя не гоню… Гуляй у нас, сколько хочешь! Ильяшевский сад ведь велик… Слава Богу, всем нам места хватит… Передай от меня отцу поклон! Зови его к нам… Скажи, что мы с ним что-то уж давно не видались… Скажешь?
— Скажу, Николай Петрович! — ответил Боря. А Нина той порой, веселая, сияющая, шаловливо прижималась к руке отца своею разгоревшеюся щекой…
— А ты, мадмуазель-стрекозель, смотри же, — не отпускай гостя без обеда! — сказал ей старик. — Ужо веди его в дом… А пока гуляйте!..
Карганов круто повернулся, провел украдкой рукой по глазам и, глубоко растроганный, пошел к дому. Он был доволен собой.
Вечером Борю встретили строгим допросом.
— Где изволил, сударь мой, пропадать о сю пору? — заворчал на него отец. — Небойсь, опять с деревенскими ребятишками пропадал… по деревьям лазил? Уж сломаешь ты себе шею!..
— Нет, папаша! Сегодня я не был в деревне. Я был в Ильяшеве, там и обедал… — весело промолвил Боря, встряхивая своими растрепанными волосами.
— В Ильяшеве? Да как ты смел?.. — напустился на него отец. — Тебе что сказано? Чтоб ты к Каргановым носу не показывал!
— Они, папаша, нас никак не бранят… напротив, папочка, — они… Ниночка и Николай Петрович… — защищался Боря.
— Молчи, глупый, если ничего не понимаешь! — крикнул на него отец, размахивая трубкой. — Следовало бы тебя увести в кабинет, да там хорошенько… Этакая упрямая дрянь!.. Места ему мало гулять! Непременно ему надо в Ильяшево!.. Нет, голубчик, я уж до тебя доберусь! Перестанешь ты своевольничать!..
— Я зашел в сад, встретил там Ниночку… — говорил мальчуган, не слушая отцовских «прочувствованных» слов — угроз и брани. — Потом пришел Николай Петрович… позвал меня обедать… просил передать тебе поклон…
— Поклон? — переспросил Федор Васильевич, откидываясь на спинку кресла и пуская густой клуб дыма.
— Да! — кивая головой, отвечал Боря. — Просил звать тебя к ним… в Ильяшево!
— Гм! — промычал Вихорев, перекладывая ногу на ногу и усиленно покачивая ногой.
— Он говорит: «мы с ним уж давно не видались»… это — с тобой-то, папа! — пояснил Боря. — Говорит, чтобы я приходил к Ниночке, когда хочу… Поцеловал меня!
— Поцеловал? — как эхо, повторил старик.
— Да! И такой он — ласковый… — рассказывал Боря. — Ниночке сказал, чтобы она без обеда меня не отпускала… За обедом все угощал меня… Звал — Боренькой.
— Гм!.. Ну, что ж он еще говорил? — хмурясь и сопя над трубкой, спросил Вихорев.
— Много он говорил… — продолжал мальчуган. — Два раза положил мне вафель со сливками… и варенья, да так много-много…
— Гм! — мычал Вихорев.
И чувствовал старый упрямец, что от простого, безыскусственного рассказа дитяти словно теплым, нежным ветерком повеяло на него, — и хотя он не забыл о Кривой Балке, но уже не мог вызвать в своем сердце прежней злобы к старому другу. Карганов «поцеловал» Борю, «обласкал», послал с ним ему привет, звал к себе… И Вихореву казалось, что как будто его самого поцеловал и обласкал его старый друг…
Впрочем, Вихорев весь тот вечер хмурился, ворчал на прислугу «за дело и не за дело», ворчал на Борю, звал его «упрямым, своевольным, негодным мальчишкой», поминал о «кабинете» и о том, что бы, по его мнению, следовало там сделать с Борей, — и хмурый ушел спать.
Злые чувства, как злые демоны, раз завладев человеком, не вдруг оставляют его…
V
Через два дня после описанных происшествий в полуденное время в Ильяшеве произошло событие.